Лев Голубев-Качура - Я найду, кто убил тебя! Триллер

И про Захарыча я всё время помнил. Наверное, ему здорово попало за меня. Если даже прямо не обвинили его в причастности к побегу, то всё равно здорово помучили допросами.

Я к нему очень привязался и не было дня, чтобы не вспоминал о нём —

вот ведь, тоже не повезло человеку в жизни.

Жена ушла от него, не выдержав лесного затворничества. Ей хотелось жить в городе, а он не мог. У него профессия такая – егерь. Как он рассказывал, он очень любил свою жену и поэтому, когда они расстались, больше ни на одну женщину глаз не положил, так и жил анахоретом в своём лесничестве.

Женщины из близлежащего посёлка вначале пытались его приручить к своим домам, но побившись-побившись некоторое время впустую, отстали от него из-за «неперспективности» усилий.

Участок у него был, как он в минуты откровенности рассказывал, богатый и зверьём и птицей, особенно весной и поздней осенью. Браконьеры разных мастей и разных рангов постоянно навещали его. Особенно доставали его «скоробогатенькие» и местная власть, а иногда, и те и другие вместе. Несколько раз за сезон, и помимо, наведывалось к нему поохотиться городское начальство, наведывались и руководители из области.

Но, что он мог поделать? С грустью в душе он смотрел, как эти горе-охотники с дорогими заграничными ружьями в руках, стреляли по всему что движется. Жертвами их «охоты» были не только зайцы и куропатки. Несколько раз они заваливали лосей. В ответ на его призывы к благоразумию, тыкали в нос лицензии на отстрел и при этом обещали его «урыть».

Однажды, это было где-то в ноябре или в начале декабря, его разбудила приехавшая полиция и устроила форменный допрос. Высокие полицейские чины задавали один и тот же вопрос – видел ли он на «своём» участке заместителя губернатора, когда и где?

Он не мог ответить на этот вопрос, потому что, он действительно его не видел. Часа через три приехал взвод омоновцев и начал прочёсывать лес.

Искали долго и тщательно. Прочёсывали каждую пядь леса. Километрах в семи от его «конторы», ближе к небольшому озерку, омоновцы наткнулись на припорошенные следы человека и, следуя за ними, нашли яму-ловушку, в которой надетый на острые деревянные колья, лежал заместитель губернатора, а метрах в двухстах от ловушки, стоял его джип.

Судя по словам эксперта, приехавшего на служебном «УАЗике», он провалился в яму часов в восемь вечера.

Почему он не зашёл к Захарычу, никто понять не мог, здесь скрывалась какая-то тайна.

Тайная ловушка появилась совсем недавно, скорее всего в день приезда зама. Земля на отвале ещё не полностью промёрзла. Захарыч утром проходил по этому участку, ловушки не было.

Не очень-то пытаясь разобраться в случившемся, против Захарыча скоренько состряпали уголовное дело и, обвинив его в халатности, приведшей к гибели человека, быстренько упрятали на семь лет в тюрьму. Далеко его не отправили, благо, в сорока пяти-пятидесяти километрах была своя «Зона отдыха».

Захарыч стоически перенёс жизненную невзгоду, философски рассудив – «Всё, что происходит с человеком в жизни – от Бога, и нужно это испытание претерпеть».

Я, с таким его отношением к данному вопросу не был согласен, и убеждал его, что оставлять подлость безнаказанной нельзя. Говорил ему, что подлость, однажды оставленная без наказания, породит следующую подлость.

В ответ на мою горячую и сумбурную речь, он только качал головой и тяжело вздыхал.

Когда мы с ним сошлись ближе, я поведал ему о моём желании совершить побег и, вернувшись в Москву, найти настоящего убийцу своего друга. Он долго молчал, а затем, положив мне руку на голову, произнёс, чуть ли не целую речь – «То, что ты задумал грешно. Бог сам покарает убийцу твоего друга, но отговаривать я тебя не буду, потому как, всякий человек живёт не только по Божьему Закону, но и по своему, им придуманному. И, уж коли ты решил вершить собственное правосудие я, сколько бы не пытался тебя отговорить, не смогу этого сделать. Ты же не послушаешь меня, верно?»

Может он и был прав, не знаю, но я решил, и твёрдо решил, найти убийцу своего друга.

Вот с того, приснопамятного разговора, мы и стали готовить мой побег.

Захарыч уговорил «Хозяина» разрешить мне войти в бригаду строителей коттеджа, а затем, вообще пристроил меня к себе помощником по печному делу. Хотя, честно говоря, помощник из меня «аховый». Я не знал, как, и в какой пропорции готовить раствор, не умел правильно расколоть кирпич, а уж о свойствах кирпича нужного для кладки печей, я вообще понятия не имел. Поэтому, всем этим занимался Захарыч, а я только исполнял обязанности носильщика, мешальщика раствора, и других, не требующих знаний и ума, работ.

Я вообще мог не иметь «голову на плечах», потому что она, при моих скромных обязанностях, была совершенно ни к чему, и чтобы она совершенно не атрофировалась, я занял её расчётами к побегу. А рассчитывать было что…

Так, погрузившись в воспоминания, я и уснул. Ничего меня в последнюю ночь не беспокоило и мне думается, я даже снов никаких не видел, хотя… как знать, может быть и снилось что-то, но только я, как говорится, «заспал».

Глава четвёртая

Рано поутру, одетый как настоящий охотник: старенький треух на голове, поверх телогрейки брезентовый плащ с капюшоном, я его позаимствовал в избушке (да простит меня Захарыч!), а за плечами ружьё и вещмешок, я стал на лыжи и, сказав «С богом!», направился назад, в сторону высоковольтной ЛЭП. Я решил идти не по льду реки, а по просеке ЛЭП. Так я сокращал путь вдвое, а, может быть, даже чуть больше. Это по карте я высчитал, ещё там, в Зоне.

Я не был похож на себя прежнего: чёрная густая борода, отросшая за несколько месяцев и искусственный горб на спине, изменили мою внешность до неузнаваемости. Посмотрев на себя в осколок зеркала, я увидел настоящего деда, вот только глаза выдавали меня – молодые и яркие, они никак не соответствовали придуманному мною образу. Но, подумал я, если их чуть прищуривать, то возможно никто и не заметит разницу между дряхлым телом и молодым блеском глаз. Да и кому это нужно в наше-то беспокойное время рассматривать старика? Со своими бы проблемами совладать! Так решил я, и окончательно успокоился.

Я решил пройти километров девяносто-сто, точно не знаю, по просеке до пересечения её с федеральной автотрассой, а затем на автобусе доехать до Кинешмы, чтобы оставить в стороне Уфу. Так я уменьшал опасность быть задержанным патрулём, а уж дальше я надеялся добраться до Москвы поездом.

Перебравшись на противоположную сторону реки, я с трудом, пару раз соскользнув вниз, преодолел крутой берег и оказался у просеки ЛЭП.

Передо мной, уходя к горизонту, стояли ажурные мачты. Исполины-мачты, связанные проводами как страховочной верёвкой скалолазы, шагали вдаль, то поднимаясь на взгорок, то спускаясь в долину.