Ник Стоун - Мистер Кларнет

Горничная ушла. Густав взял из коробки сигарету без фильтра, прикурил.

– До инсульта я обычно выкуривал по сорок сигарет в день. Теперь могу позволить лишь одну. Чтобы поддерживать воспоминания. А вы?

– Бросил.

Густав кивнул.

Некоторые люди рождаются курильщиками. Карвер из таких. Он любил свою привычку. Вдыхал дым и надолго задерживал в легких, прежде чем медленно выдохнуть.

– Извините за инциденты, свидетелем которых вы стали. Во всех семьях возникают ссоры. Это нормально. Ваши родители живы, мистер Мингус?

– Нет. Мама умерла. Где отец, не знаю. Думаю, тоже умер. Где-то живут кузены и племянники, но о них ничего не известно.

– А родственники вашей покойной жены? Вы с ними встречаетесь?

– Иногда.

Густав кивнул.

– Аллейн рассвирепел насчет Эммануэля, потому что они друзья детства. Я сделал так, чтобы Эммануэль закончил школу, а потом колледж. Его мать была нянькой Аллейна. Он ее любил больше, чем мать. – Карвер пожал плечами. – Здесь, на Гаити, к слугам особое отношение. И называем мы их не слугами, а… с креольского это можно приблизительно перевести как «те, с кем пребываешь». Тут слугам не платят. Они живут с нами, «пребывают» с нами. Мы их одеваем, кормим, даем достойное жилье. Они за это готовят для нас, убирают, выполняют работу по дому, в саду. Феодальные порядки, я это знаю. – Карвер улыбнулся, показав зубы цвета жженого сахара. – Но посмотрите на эту страну. Девяносто восемь процентов населения получают огонь трением. Это вас не удивляет?

– Нет, – отозвался Макс. – В тюрьме тоже дикие нравы.

Густав усмехнулся:

– Тут не такое варварство, но рабство у гаитян в крови. И нет смысла пытаться изменить их природу. Своих людей я опекаю, как могу. Их дети ходят в школу. Многие кое-чего добились, перебрались в Америку, стали средним классом.

– Каким был Эммануэль?

– Очень способным, но имел слабость к женщинам. Это его сильно отвлекало.

– Мать Эммануэля, видимо, гордилась им.

– Не успела. Умерла, когда ему было пятнадцать.

– Жаль.

Густав раздавил сигарету в пепельнице. Вернулась горничная. Положила что-то перед Максом на стол. Это был компакт-диск Синатры «Дуэты» с автографом, написанным синими чернилами.

– Большое спасибо, – сказал Макс.

Густав улыбнулся:

– Надеюсь, вы получите удовольствие. В доме, где вы остановились, должен быть проигрыватель.

Они посмотрели друг на друга. Макс имел возможность убедиться, что Густав очень жесток, но, несмотря на это, старик ему нравился. Была в нем какая-то фундаментальная искренность, располагающая к себе.

– Я бы с удовольствием попил с вами кофе, но мне пора спать.

– Спасибо… – Макс на мгновение замолчал. – Не могли бы вы рассказать мне… о Винсенте Поле?

– Я бы мог говорить о нем всю ночь, хотя многое вам было бы неинтересно. Скажу лишь одно: я считаю его главным подозреваемым в похищении Чарли. Он не единственный, кто на это способен, но единственный, кому это было бы безусловно интересно.

– Почему?

– Он меня ненавидит. Многие ненавидят, такова жизнь. Но он особенно.

– Его допрашивали?

– Здесь не Америка. – Старик коротко рассмеялся. – Кроме того, кто осмелится его допрашивать? При одном упоминании имени этой обезьяны даже храбрые мужчины могут наложить в штаны.

– Но, мистер Карвер, – Макс смутился, – вы… человек с положением. Могли бы заплатить людям, чтобы…

– Убить его? Арестовать? С какими уликами, если пользоваться вашей терминологией? По подозрению в похищении моего внука? Неубедительно. Поверьте мне, я много думал о том, чтобы «допросить» Пола, как вы сказали. Невозможно. Винсент Пол тут большая шишка, очень могущественный. Только троньте его без причины, и мгновенно может вспыхнуть гражданская война. Но если будут доказательства, то я смогу его потревожить. Так что добудьте мне их. И верните мальчика. Пожалуйста. Умоляю вас.

Сидя в машине, которая везла его обратно в Петионвилл, Макс испытывал огромное облегчение. Он радовался, что выбрался наконец из этого дома. Надеялся, что больше с Карверами ему ужинать никогда не придется. Только сейчас Макс осознал, какое испытывал напряжение. Рубашка вся пропитана потом, болит голова. Нужно пройтись, успокоиться, побыть одному, подышать свежим воздухом, подумать.

Макс попросил сопровождающих высадить его у бара «Купол». Поначалу они возражали, говорили, им приказано привезти его к дому, ходить здесь ночью опасно, но ему удалось убедить их. Он сказал, что все будет в порядке, что это недалеко от дома.

Они отъехали, даже не посмотрев на Макса. Он проводил взглядом габаритные огни машины, которые быстро исчезли во мраке, затем попытался сориентироваться.

Впереди виднелся центр Петионвилла, рыночная площадь с каруселью, освещенная яркими оранжевыми огнями, совершенно пустая. Все остальное тонуло во мраке. Правда, кое-где над дверями висели голые лампочки, в домах светились окна, но темноту это не разгоняло. Макс помнил, что ему нужно свернуть на боковую улицу, пройти до конца, найти «Тупик Карвера», а там и дом. Все очень просто, кроме маленькой детали. Он не знал, по какой боковой улице идти. Их было четыре.

Макс решил, что будет пробовать каждую, пока не найдет нужную. В молодости ему часто приходилось возвращаться домой ночью пьяным, когда не клеилось дело. И он ни разу не заблудился. И сейчас все будет нормально.

Но прежде необходимо чего-нибудь выпить. Только одну рюмочку. Может, этого шестизвездочного роскошного «Барбанкорта», который так расхваливал старик Карвер? Это помогло бы расслабиться. Макс вспомнил Клайда Бисона в памперсах. Но, оказывается, двое детективов, которых Карверы нанимали искать пропавшего Чарли, кончили еще хуже. Даруин Меда пропал, скорее всего погиб. А Эммануэлю Мишелянжу, местному парню, вообще отрезали член и засунули в горло. Наверное, он еще какое-то время жил. Страшно представить его мучения. И еще тут где-то бродит Букман. Ждет встречи.

Бар «Купол» помещался в небольшом ярко-синем строении с ржавой крышей из гофрированного железа. Вдоль карниза протянулась цепочка мерцающих многоцветных лампочек. Такие же окружали вывеску, лист жести, на котором было написано название бара, белой краской, грубыми неровными буквами, частично прописными и прямыми, частично строчными и наклонными. Небольшие фонари высвечивали на стенах выщербины и трещины в штукатурке. Окна заколочены досками. Справа от входа надпись черной краской-спреем «Мы приветствуем США», а ниже перечень подаваемой выпивки и цены. Пиво «Бад», яблочная водка и кола.

Внутри тихо играла музыка, отчетливо чувствовался только бас. На площадке перед входом полно людей, в основном местные. Ходили, разговаривали, но негромко.