Кит МакКарти - Пир плоти

От взгляда Джонсона не укрылось, что Елене, по-видимому, и раньше не очень нравился зеленый салат, а после слов Айзенменгера он стал ей попросту отвратителен. Вилка с сурепкой, которую она уже подносила ко рту, была отложена в сторону. Айзенменгер же, как показалось бывшему полицейскому, вовсе не заметил этого.

— Конечно, необходимо гистологическое исследование, — невозмутимо продолжил он, — но оно, я думаю, подтвердит мои выводы. Следует также отметить отсутствие старых следов около ануса, так что при жизни она анальным сексом, по-видимому, не увлекалась.

Доктор отправил в рот порцию моллюсков и принялся задумчиво жевать их. Елена сделала большой глоток содовой и рискнула повторить попытку с сурепкой.

— Насколько я в этом разбираюсь, — заметил Айзенменгер, — с юридической точки зрения некрофилию нельзя рассматривать как насилие, хотя акт и совершается без согласия партнера…

Вилка Елены опять опустилась на тарелку, на этот раз с недвусмысленным стуком.

— Ради всего святого, давайте займемся некрофилией чуть позже!

Официант, приближавшийся к ним с перечницей, застыл на месте и наклонил голову, но потом решил, что было бы непрофессионально обращать внимание на странности клиентов, и подошел к их столику. Все трое, однако, от предложенной перечницы отмахнулись. Айзенменгер взглянул на Елену с удивлением.

— Прошу прощения, мне просто не приходило в голову, что это может быть вам неприятно.

Елена объяснила свою просьбу так:

— Дело в том, что я, в отличие от вас, не привыкла к подобным клиническим прелестям. Я обязательно вникну во все детали, но позвольте мне сперва спокойно поесть, не думая об отвратительных сторонах человеческой натуры.

Ее слова прозвучали как прощение за доставленные доктором неудобства.

На некоторое время все трое замолчали, сосредоточившись на еде. Первым не выдержал Джонсон:

— Так все-таки, как именно она была убита, по-вашему? — спросил он. — Сначала ее повесили, потом сняли, вскрыли и, — он бросил виноватый взгляд на Елену, прежде чем продолжить, — выпотрошили, а затем повесили снова?

Айзенменгер, казалось, вдруг утратил прежнюю уверенность. Поколебавшись, он тоже искоса взглянул на Елену и довольно нерешительно ответил:

— Когда я вскрыл шею и лицо, мне стало видно то, что не было заметно по следам на коже, а именно, что девушку вешали дважды. У нее на шее остались два следа. Один из них был слабее — он, судя по всему, появился уже после смерти, а другой, более глубокий, остался в момент убийства. То есть ее задушили. Удавка была тонкой, не более пяти миллиметров в диаметре.

Елена, покончив с салатом, уже охотно вступила в разговор:

— А разве обязательно, чтобы два следа на шее были сделаны в два приема? Может быть, она дергалась, когда ее вешали, и веревка сместилась?

— Когда человека душат удавкой, остается аккуратная равномерная вмятина одинаковой глубины по всей окружности. А когда его вешают, то в том месте, где был узел, следов почти не видно. В нашем случае ясно наблюдается равномерный след от удавки и другой, более слабый и сходящий на нет в районе узла. Очень похоже на то, что он был оставлен после смерти.

Официант забрал со стола грязные тарелки. От десерта Елена, Айзенменгер и Джонсон отказались и ограничились кофе. Когда его принесли, Джонсон спросил:

— А почему эти два следа оказались видны только под кожей?

— Убийца очень аккуратно наложил веревку во второй раз в том месте, где остался след от удавки, но кожа по отношению к нижним мягким тканям несколько сместилась, и веревка оказалась выше.

Ухватив себя за горло одной рукой, доктор продемонстрировал, как это происходит.

— А следов борьбы на теле не оказалось?

— Нет. По-видимому, убийца воспользовался мидазоламом.

— Так вы можете сказать, что все-таки произошло в ту ночь? — задала Елена сакраментальный вопрос.

Оба — и Елена, и Джонсон — посмотрели на Айзенменгера. Тот вздохнул и, поколебавшись, ответил:

— И да, и нет.

Все трое в отчаянии откинулись на спинки стульев.

— И что это значит? — простонал Джонсон.

— Думаю, нам все же удастся восстановить картину, но лишь частично. — Доктор нахмурился и предложил: — Может, будет лучше, если вы изложите факты, которые нам уже известны, а, Боб? Они ведь записаны у вас.

Джонсон тоже нахмурился:

— Поправьте меня, если я в чем-нибудь ошибусь, но, как мне представляется, все произошло следующим образом: Никки Экснер вместе с Джейми Фурнье пришли в музей, где встретили Билрота, который дал ей наркотики.

— Но денег у нее, если верить Фурнье, не было, — заметил Айзенменгер.

— Билрот, разумеется, был не в восторге от этого, но в конце концов согласился, — подтвердил Джонсон.

— Что, просто так дал в долг? — усомнился Айзенменгер.

Джонсон пожал плечами:

— Он же знал, что Никки никуда не денется.

Но Айзенменгер все-таки сомневался. Пока он подыскивал слова, чтобы ответить Джонсону, свои соображения на этот счет высказала Елена:

— Но ведь точно установлено, что Билрот занимался с ней сексом в тот вечер. Очевидно, секс и стал платой за наркотик.

Айзенменгер просиял:

— Ну да! Именно так все и было! Потому-то она и прогнала Фурнье — ей надо было вернуться в музей по договоренности с Билротом.

— И таким образом, Билрот опять оказывается под подозрением! — констатировала Елена. — Он был на месте преступления в промежутке между десятью часами вечера и двумя ночи.

— А это ничего не меняет, — возразил Айзенменгер. — Мы и без того знали, что он был там вечером. Кто там еще был — вот вопрос.

— Итак, Никки где-то около десяти возвращается в музей, чтобы встретиться с Билротом, — продолжил развивать свою версию Джонсон. — Они занимались сексом, причем, как мы предполагаем, с ее согласия в уплату за наркотики.

Официант предложил им еще кофе, но утвердительно на это предложение ответил лишь Айзенменгер.

— И что потом? — нетерпеливо спросила Елена.

— Потом Билрот уходит, и на сцене появляется третье лицо. Убийца. Причиной убийства является шантаж, а весь этот кровавый спектакль объясняется желанием скрыть свидетельство беременности девушки.

— И в качестве эффектного жеста под занавес он совершает акт некрофилии, — произнес Айзенменгер настолько сухим тоном, что ему, казалось, пора срочно промочить горло.

— Таким образом, у нас остается только двое подозреваемых: Рассел и Гамильтон-Бейли, — оживилась Елена.

— Нет, — отрезал Джонсон. — Таким образом, у нас остаются тысячи подозреваемых.

Елена и Айзенменгер недоуменно уставились на него.

— Откуда взялись эти тысячи? — первым нашелся Айзенменгер.

— После того как Билрот впустил Никки Экснер в музей, а сам ушел, она могла открыть дверь кому угодно. Любому. Круг подозреваемых больше не ограничивается теми, у кого был ключ.