Джонатан Келлерман - Ледяное сердце

За две недели работы по две смены кряду, которую она не регистрировала как сверхурочную, Петра довела себя до ручки. Она пыталась отследить как можно больше слушателей последнего концерта Беби-Боя. Ей едва удалось составить список лиц, приглашенных в качестве гостей. Он состоял из тех, кто вообще не соизволил прийти, и тех, с кем Петра уже побеседовала. Она поговорила с владельцем «Змеючника», не участвовавшим в мероприятиях Беби-Боя. Это был зубной врач из Лонг-Бич. Петра еще раз допросила сторожей, вышибал, подавальщиц коктейлей, оркестрантов Ли — случайно подобранных музыкантов — и тщедушного, обутого в плохие ботинки Джеки Тру. Все бесполезно.

Петра даже попыталась встретиться с членами группы «Тик-439», породившей надежды Беби-Боя на лучшие времена. Здесь она столкнулась с еще одной стороной музыкального бизнеса: приходилось преодолевать бесконечные препятствия, создаваемые буквально всеми — от служащих в приемных высших руководителей компании звукозаписи до менеджера джаз-банда Вельзевула Лоренса, громилы с елейным голосом. После десятикратных просьб он наконец снизошел до телефонного разговора с Петрой. Лоренс говорил мягко на фоне глухих ударов музыкальных инструментов. В течение двухминутного разговора Петра перенапрягла слух и почти потеряла терпение.

Да, Беби-Бой был великолепен.

Нет, он не знает, кто мог желать его смерти.

Да, ребята сделали с ним сногсшибательную запись.

Нет, после записи они с ним ни разу не встречались.

— Он в самом деле привнес нечто в их музыку? — спросила Петра.

Она купила их компакт-диск и обнаружила, что это омерзительная смесь слов поп-песен с тяжелым ритмом. И только мелодичные и поддерживающие минимальное напряжение звуки гитары Беби-Боя, прозвучавшие на двух дорожках, придавали всей этой мешанине некое сходство с музыкой.

— Да, он был невозмутим, — изрек Вельзевул Лоренс.

Коронер закончил свои дела с телом Беби-Боя, но никто не приходил забрать его. И хотя это не входило в ее обязанности, Петра провела кое-какие генеалогические исследования, и они вывели ее на ближайшую ныне здравствующую родственницу Эдгара Рэя Ли, Гренадину Берджиус, его двоюродную бабушку, немощную и говорившую надтреснутым голосом.

Вскоре стало ясно, что она страдает старческим слабоумием. Телефонный звонок привел старушку в замешательство, а Петра растерялась. Позвонив Джеки Тру, она известила его о сложившейся ситуации.

— Беби хотел, чтобы его кремировали, — ответил тот.

— Он говорил о смерти?

— А кто не говорит? Я займусь этим.

Был понедельник, около четырех утра. Душевные силы Петры истощились, но возбуждение не давало сомкнуть глаз. Глубоко вздохнув, она откинулась на спинку кресла и выпила холодный кофе, простоявший уже несколько часов. Кофеин — вот что поможет измотанным нервам, умница.

В комнате детективов было тихо — кроме только Петры и детектива второго класса Бальзама, который что-то выстукивал на стареньком компьютере, здесь никого не было. Бальзам, ровесник Петры, держался как старик, в том числе и в музыкальных предпочтениях. Он принес с собой мощный приемник, но никаких оглушающих звуков из него не исходило. Детектив слушал тихую легкую музыку: передавали какую-то песню волосатиков восьмидесятых годов, переделанную для исполнения на струнных инструментах и губной гармонике. Петра вдруг перенеслась мыслями к лифту универсального магазина. Третий этаж, женская спортивная одежда…

Перед ней на столе лежали ее записи по делу Беби-Боя. Петра собрала их и начала укладывать в папку по порядку номеров листов. Лишняя аккуратность в данном случае не повредит… А какая разница? Это дело еще долго не будет закрыто. Зазвонил телефон.

— Коннор слушает.

— Детектив? — спросил мужской голос.

— Да, детектив Коннор.

— Хорошо. Говорит полицейский Солдингер. Я на углу Вестерн и Франклина, и вы, ребята, здесь были бы нужны.

— Что там случилось?

— Это по вашей части, — ответил Солдингер. — Тут сплошная кровь.

После короткого визита Робин наши контакты ограничивались вежливыми телефонными звонками и корреспонденцией, сопровождаемой еще более вежливыми записками. Если ей и хотелось поговорить о Беби-Бое или еще о чем-нибудь существенном, то она нашла себе другого слушателя.

Я размышлял, не навестить ли Спайка. Я принял его в семью, но он кончил тем, что проникся ко мне презрением и всячески добивался внимания Робин. Никакой тяжбы за право на опекунство — я знал, чем все это кончится. И все же порой я скучал по морде маленького бульдога, по его смешному себялюбию, впечатляющему обжорству.

Наверное, скоро я сделаю это.

После звонка Петры я ничего не слышал об убийстве. Много недель спустя я увидел ее имя в газете.

Тройное убийство на автостоянке у танцевального клуба рядом с бульваром Франклина. В три часа утра машина с крутыми парнями «Американ бэнд» из Глендейла попала в засаду, организованную членами враждебной им группировки из восточного Голливуда. Петра с неизвестным мне ее коллегой Эриком Шталем арестовали пятнадцатилетнего снайпера и шестнадцатилетнего водителя после «продолжительного следствия».

«Продолжительного», видимо, означало, что дело завели вскоре после смерти Беби-Боя.

Тратит ли Петра время на то, что может успешно завершить?

Возможно, это так, но она неугомонна, и неудача только подстегивает ее.

Несколько следующих недель я проводил время в основном с Элисон, помогал детям, клал в банк кое-какие деньги. Особых усилий потребовала одна консультация: четырехлетний мальчик случайно прострелил ногу своей двухлетней сестренке. Много семейных проблем, нет легких решений, но в конечном счете все, |кажется, устраивалось.

Я убедил Элисон взять отпуск, и мы провели четырехдневный |уик-энд на ранчо «Сан-Исидро» в Монтесито, поглощая солнце и отменную пищу. Когда мы возвращались в Лос-Анджелес, я убедился, что имею успех на всех фронтах.

Через день после нашего возвращения позвонил Майло и сказал:

— Не говори, что ты жил.

— Я только тем и занимался, что жил.

— Смотри не перестарайся. Мне хотелось бы, чтобы ты забыл О зловещей основе наших взаимоотношений.

— Помилуй Бог, — удивился я. — Что случилось?

— Нечто решительно безжизненное. У меня есть кое-что из области потустороннего, и я, естественно, подумал о тебе.

— Потустороннее? В каком смысле?

— На первый взгляд беспричинное, но мы-то, искушенные в психологии, знаем, что так не бывает, правда? Человек искусства, художница, убита в день открытия собственного вернисажа. В прошлую субботу. Кто-то задушил ее. Орудие убийства — тонкий предмет с зазубринами — возможно, свернутая металлическая проволока.