Иван Родионов - ДЕТИ ДЬЯВОЛА

Еще что-то угрожающее бормотал Дикис и чего Липман не расслышал. Он злорадно хохотал, как хохотал бы тот сумасшедший, которому удалось совершить какую-нибудь задуманную им злую пакость.

Липман сидел бледный, соблюдая внешнее спокойствие и только теперь начиная понемногу постигать ту неумолимую "логику", о которой в продолжении бесед не раз упоминал его учитель.

– В кратчайший срок мы должны покончить с гоевской головкой, – несколько спокойнее и внятнее продолжал мэтр, – с ее интеллигенцией и буржуазией, которые иначе могут преждевременно прийти в себя, раскусить наши планы и хотя колесо судьбы им не повернуть обратно, но могут причинить нам не мало лишних неприятностей и хлопот, а этим несколько затянут процесс нашей перестройки жизни. Вообще, мы должны спешить, не терять ни минуты. В этом залог нашего успеха. Своей энергией и беспощадной свирепостью мы приведем в животный трепет все наше рабье стадо и смертельным испугом парализуем у гоев всякую волю к сопротивлению. Мы должны быть смелы, неумолимы, сильны и страшны. Так-то, Липман.

– Конечно, с римским папой, с его кардиналами, с православными патриархами и епископами мы не намерены нянчиться так долго, как с русским патриархом. Тогда и обстоятельства будут иные: не придется считаться со мнением цивилизованного мира. Мы на первых же порах используем революционный пафос народов и все священство, объявив обманщиками и эксплуататорами человеческих суеверий, одновременно, для их же удовольствия, повесим их на крестах. Пусть подражают своему Христу! И не сразу, не сразу. А предварительно продемонстрируем всю процедуру суда… как над их Назарянином… и оплевание, и заушение, и бичевание, а увенчание – крест. Мы великодушны. Распятым доставим счастье "последовать своему Христу" и в будущей жизни прямо, непосредственно из Его рук получить мученические "венцы нетления". Поспешим также и с армией попов. Но переведем их в иной мир без излишней помпы, не столь пышно и почетно, как их св. отцов и владык. Крест для такой многочисленной армии – история сложная, потребует большой затраты труда и времени и целого леса материалов. "Время – деньги". Потому с попами разделаемся проще, подручными способами. Для этого у наших палачей ведь будут револьверы и петли, а для более заслуженных и рьяных из них, по примеру их св. инквизиции, разложим костры.

– Полагаю, что из всех моих сообщений вы, Липман, успели вывести заключение, что вся наша борьба протекает не на одной только политической или экономической почве, но и на религиозной и главным образом на религиозной. Наша высочайшая задача, которую, во чтобы-то ни стало, мы должны выполнить и довести до триумфального конца – разрушить Царство Божие на земле, уничтожить Церковь Распятого, растоптать прах Ее и на этом прахе построить наше царство, царство дьявола. Но и этого нам мало. Нам необходимо стереть с лица земли, вырвать из сердец и памяти гоев самое имя Бога, имя Иисуса Назарянина, Его Матери (тут мэтр грубо, кощунственно выругался) святых там, ангелов и т.п. В этом весь смысл, все назначение и провиденциальная миссия Израиля…

– Но ведь это ужасно, мэтр! – неожиданно для самого себя вырвалось у Липмана.

– Вы говорите: ужасно! Тогда укажите другие, не ужасные методы и способы…

– У меня их нет.

– И я знаю, что нет и быть не может. Только обманом, ложью, развратом и массовыми убийствами мы придем к благополучному завершению нашего дела, нашей миссии. Только этими способами мы можем умножить зло на земле, которое, нарастая в своем количестве и в своей мощи, в конце концов, одолеет благую силу Предвечного. Ведь надо вам знать, Липман, одну вещь, о которой, вероятно, вы не догадывались, да, пожалуй, никогда и не размышляли. Дело состоит в том, что Предвечный по природе своей не может творить зла и за зло злом платить не может. Он весь одна благость. В этом слабость Его, а наше преимущество, которым, по наущению родоначальника зла – дьявола, мы и воспользовались. До сего времени мы успешно боролись и в этом чисто морально-религиозном направлении достигли уже результатов колоссальных: как в своем месте я упоминал уже вам, мы почти сплошь обезбожили и обезверили верхние слои всех народов, их интеллект, их мозг. Мы привили им атеизм и индифферентизм, мы ожесточили и очерствили сердца их, мы внедрили в них наши идеалы и озлобили низы народные. Гои забыли о Царстве Божием на земле, не верят в бессмертие души и в Царство Небесное и также гоняются за земными благами и наслаждениями, как и вся наша еврейская темная шпана. Теперь для эллина и иудея Бог один, тот, на который можно все купить, тот, которого у подножия Синая вылил из золота брат Моисея – Аарон. Само собой разумеется, что в первую голову все наши самые разительные удары мы направим против христианской веры, против Единого Истинного, Живого Бога. Мы в возможно кратчайший срок, пока гои, оглушенные бедами и обезумевшие от ужаса, не опомнятся, разрушим все их храмы на земле, сожжем все их книгохранилища и все их священные писания. Процесс этот будет протекать единовременно с массовыми казнями священства, всех верхов и буржуазии…

Мэтр подошел к столу и сел в кресло. Лицо его преобразилось в восторженное.

– Представьте себе, Липман, такую картину, когда вдруг в различных точках земного шара, точно по мановению волшебной палочки, одновременно взлетят к небу в Париже Notre Dame, в Берлине Dom, в Москве Кремль со всеми его соборами, с колокольней Ивана Великого, с Василием Блаженным, с храмом Христа Спасителя, в Киеве Десятинная, Св. София, Владимирский и Андреевский соборы, в Петербурге Исаакий, Петропавловский и Казанский соборы в Риме собор Петра и Павла, в Константинополе Айя-София, в Севильи, в Реймсе их знаменитые храмы, а также и в других городах… Это будет нечто невиданно грандиозное!

Липман, последние несколько минут находившийся в оцепенении, тут почти закричал:

– Но ведь это варварство! Извиняюсь, мэтр. Я не понимаю вашей геростратовской точки зрения. Что вы хотите уничтожать? Величайшие произведения искусства, самые яркие и самые драгоценные достижения цивилизации, которым и приблизительно нельзя установить цены! Сколько вместе с ними погибнет, безвозвратно исчезнет с лица земли неповторимых сокровищ, заменить которые ничем невозможно.

На лице мэтра играла саркастически-покровительственная усмешка.

– Да. Невозможно, Липман.

– Зачем же вы хотите все истреблять? – с горячностью продолжал допытываться Липман. – Почему не обратить их в музеи, в театры, в школы и я еще не знаю, во что?

Мэтр опять снисходительно осклабился. – Нет. Вы нас не понимаете, Липман. Не говорил ли я вам, что вы – неисправимый русский интеллигент. Теперь он разрушается советской властью и каким были раньше, таким и доселе остались. В революционном гимне поется: "отречемся от старого мира?"… Чего же вы хотите? Вот мы всей душой, всем сердцем и всеми нашими силами идем на встречу гоевским призывам, осуществляем их заветные пожелания и не по-гоевски наполовину, а в самой радикальной мере, до конца. За это социалисты должны нам в ножки поклониться. Мы стираем даже следы этого старого мира и не на развалинах даже, а на прахе его построим свой новый. Мы всей нашей еврейской душой и всем сердцем ненавидим и презираем этот старый христианский мир и вырвем с корнем даже самое воспоминание о нем, как будто его и совсем не существовало на земле. Это не только наше страстное желание, но и непременная обязанность наша, долг наш, страшной клятвой закрепленный. И если до самой последней точки мы не выполним нашей клятвы, а только частично, то, в конце концов, подобно неискусным игрокам, мы, проиграв все, погубим и себя, и народ Израиля. Это надо всегда помнить, Липман.