Иэн Бэнкс - Пособник

Час спустя Эл заставил меня отдать ему пачку купленных мной сигарет, извлек из моего рта одну, которую я собирался закурить в баре, и потащил меня в «Бургер-кинг», где заставил съесть чизбургер и выпить большую порцию молока, и я, похоже, немного протрезвел, вот только равновесие у меня нарушено, я с трудом стою. Элу приходится мне помогать, и он настаивает, чтобы мы взяли такси, а садиться за руль сам отказывается и мне не дает, и я обвиняю его в том, что он просто боится попасться.

— Я тебе говорю, мне нужно в горы, — говорю я ему, когда мы вываливаемся из дверей на свежий воздух.

— Здравомыслие, — говорит Эл. — Мне это всегда помогало.

— Ага, — говорю я, настойчиво кивая и разглядывая небо.

Солнце уже заходит, и в воздухе становится прохладно. Мы идем на запад по Принцесс-стрит.

— Мне нужно в горы, к черту из этого города, — говорю я ему. — Сначала я припрячу всю дурь, что у меня в квартире, а потом и сам уберусь. Ищи-свищи. Я, пожалуй, скажу этим ребяткам в синем, куда именно я направляюсь, пусть убедятся, что никакой я, в жопу, не серийный убийца или насильник, а просто у меня поджилки трясутся со страху, и я тебе в этом признаюсь. Все, еду в Хайленд в Паром-Стром [45] Паром-Стром — ну конечно же, я тоже видел этот указатель. — Имеется в виду городок Строумферри (Strome-ferry), где с 1970 г. никакого парома (ferry) не ходит, но указатель «Strome Ferry» сохранился. — паром закрыт.

— Куда?

Мы поворачиваем на Эндрю-стрит; с Эндрю-сквер нам в лицо ударяет порыв ветра, и Эл застегивает свой плащ. Он прислоняет меня к стенке, а сам заскакивает в магазин — за цветами.

— Паром-Стром — паром закрыт.

— Ха! — Эл смеется. — Паром-Стром — ну конечно же, я тоже видел этот указатель.

— Возьми нам пачку «Ротманса», Эл! — кричу я ему, но он меня, кажется, не слышит.

Я стою у стенки, тяжело дышу и смело улыбаюсь всем прохожим. Появляется Эл с букетом цветов.

Я встречаю его с широко распростертыми объятиями:

— А вот это совсем ни к чему.

— К чему, к чему. — Он берет меня под руку, и мы направляемся к краю тротуара ловить такси. Он нюхает букет. — Это для Энди.

— Энди? — удивляюсь я. — Хорошо. Тогда я возьму. — Я пытаюсь взять букет, но промахиваюсь.

Эл пихает меня под ребра.

— Не для того Энди, — говорит он, махая рукой такси с включенным огоньком. Оно проносится мимо. — Это для моей жены, осел, а не для той разочарованной жертвы бума восьмидесятых, что прозябает в своем мрачном особняке.

— В отеле, — поправляю я его и помогаю ему махнуть следующему такси.

При этом оступаюсь и чуть не валюсь на мостовую, но Эл меня спасает. Такси, которое уже сбросило газ и перестраивалось к тротуару, снова выворачивает на середину улицы и набирает скорость. Я зло гляжу ему вслед:

— Сука.

— Идиот, — соглашается со мной Эл. Он снова берет меня под руку и ведет на другую сторону улицы. — Пошли, мистер Трезвенник, возьмем машину на стоянке на Ганновер-стрит.

— А моя машина?

— Забудь о ней. Заберешь ее завтра.

— Да, заберу, и сразу в горы — помяни мои слова.

— Хорошая мысль.

— Уеду, в жопу, в горы, помяни мои слова…

— Конечно уедешь, разве я против?

— …в жопу, в горы, я тебе говорю…

Я добираюсь до дома, Эл провожает меня до самых дверей, я уверяю его, что со мной все в порядке, он уходит, а я спускаю в унитаз все запасы, что есть у меня в доме, кроме чуточки спида — на понюшку — и еще маленько — на язык. Потом укладываюсь в кровать, но не могу заснуть, звонит телефон, и я беру трубку.

— Камерон, это Нейл.

— А? Кто? Что? Нейл, привет!

— Привет. В общем, я звоню сказать, что, к сожалению, ничем тебе помочь не могу.

— Да, понял… Что?!

— Слова «глухой» и «номер» тебе что-нибудь говорят?

— Чего-чего?

— Бог с ним. В общем, старик, ничем тебе помочь не могу. Это тупик, понимаешь? Нет никаких зацепок. Ничего не найти. Дело, конечно, твое, но я бы это бросил.

— Нуда, угу…

— С тобой там все в порядке?

— Да! Да, я…

— Ты там не того?

— Да… Нет!

— Ну я рад, что мы прояснили этот вопрос. Повторю еще раз: помочь тебе ничем не могу. Глухой номер, так что брось все это.

— Понял, понял…

— В общем, не смею далее отвлекать тебя от тех веществ, которыми ты там сейчас злоупотребляешь. Спокойной ночи, Камерон.

— Да, спокойной ночи.

Я кладу трубку, сажусь на краю кровати и думаю. Что же это за херня такая? Неужели все эти парни померли совершенно случайно? И нет тут никакой связи с моим мистером Арчером или с Дэниелом Смаутом? Ох не нравится мне все это.

Я снова ложусь и пытаюсь уснуть, но ничего не получается — не идут у меня из головы эти ребята: один с петлей на шее привязан к дереву и ждет поезда, другой конвульсирует в ванне, где под водой искрит и булькает электрическая дрель, третий тонет в выгребной яме. Я пытаюсь прекратить думать об этих ужасах и начинаю думать об И., дрочу, но и после этого мне не уснуть; наконец, промучившись еще бог знает сколько, я чувствую, что если сейчас не закурю, помру, тогда встаю и выхожу на улицу, но все же я, наверно, поспал немного, потому что вдруг ни с того ни с сего полтретьего ночи и все вокруг закрыто, и голова у меня начинает болеть, но закурить мне смерть как хочется, и я ковыляю через Ройял-Серкус по Хоу-стрит и наконец нахожу такси и еду, минуя забытые богом улочки на Каугейт, где все еще открыт «Касбар» (благослови Господь эту жуткую забегаловку), в котором я наконец-то покупаю сигареты — «Регал», потому что в баре у них ничего другого нет, а автомат не работает, но это уже не имеет значения: сигарета у меня в зубах, кружка в руке (чисто в лечебных целях, к тому же не думаю, что они здесь подают воду «Перье», а если бы и подавали, то какой-нибудь громила байкер из принципиальных соображений выплеснул бы вам стакан в физиономию, а потом, невзирая на все ваши крики, оттащил бы в сортир и сунул башкой в неспущенный унитаз, но я ничуть не жалуюсь, просто такое вполне в духе этого заведения), и теперь я абсолютно счастлив.

Я ухожу оттуда в четыре часа, направляюсь из Коугейта к Хантер-Сквер, где выложенная стеклянной плиткой крыша подземного сортира доходит вам до пояса и сверкает сотнями маленьких голубых шариков — одним из экспонатов Lux Europae. [46] Lux Europae — «Свет Европы», световые инсталляции в Эдинбурге, созданные лучшими художниками Европы. Я направляюсь к Флешмаркет-Клоуз, забыв, что в этот час станция метро еще закрыта, поэтому иду в обход — по Уэверли-бридж, а потом по Принцесс-стрит под еще одной группой абстрактных световых фигур, наблюдая за мусороуборочной машиной, которая урчит, неторопливо двигается по улице, работая щетками и засасывая в себя мусор.

Домой я возвращаюсь к пяти, а в одиннадцать меня поднимает телефонный звонок поинтереснее обычных, а потому я меняю свои планы и отправляюсь на работу, где мне приходится заплатить Фрэнку («Милтаун-ов-Туви», знаешь как? «Мильтонов дави») его двадцать фунтов, потому что тори протащили Маастрихтский договор меньшим числом голосов, чем я предполагал, и я пытаюсь позвонить Нейлу, дабы убедиться, что наш ночной разговор мне не приснился, но Нейла нет на месте.