Джонатан Рабб - Заговор

Она гнала машину через ночь. Грудь туго перетягивал кусок простыни, поддерживая сломанные ребра. В то же время давящая повязка затрудняла дыхание. Сара понимала: гнаться за ними нет никакого смысла. Слишком много времени ушло, чтобы вернуться в мотель, слишком много драгоценных минут потрачено, чтобы стянуть джинсы, ножом распороть рубашку, уберегаясь от очередного приступа боли. Сломано два, может быть, три ребра. Хватило бы и одного. Бросив промокшую одежду посреди номера, Сара рухнула в ванну с обжигающе горячей водой. Лежа в темноте, восстановила в памяти каждый шаг, каждую минуту. Возле пожара! Я вернусь за тобой. Она желала только одного: защитить его, уберечь.

Но не только допущенная ошибка терзала ее, минуты тишины заставили признать не менее проклятую истину. Она лишила жизни человека. Намеренно лишила жизни. На этот раз не было ни колебаний, ни выбора, осознанного либо нет: лучше покалечить, чем умертвить. Тихо и несуетно она переломила женщине хребет. Убийца. Тебя вовсе не поэтому отобрали , сказал он. Как же мало он понял. И как близко она подошла к тому, чтобы поверить ему.

Она дозвонилась до О'Коннелла, который находился по ту сторону границы Монтаны.

— Мы уж не чаяли дождаться вашего звонка. — Голос у него был усталый.

— Мы? — спросила она.

— Я оказался расторопнее, чем планировалось. Большинство ребят уже на месте. Мы разбили лагерь…

— Я потеряла Джасперса.

— Что?!

— Я… я позволила им утащить его.

Таким голосом на его памяти она говорила лишь однажды. В Аммане.

— Сара, успокойся. Как? — О'Коннелл ждал ответа. Не дождавшись, продолжил не без колебания: — Он…

— Пропал, не умер. По крайней мере, не думаю, что он…

— Насколько это осложняет дело? — О'Коннеллу хотелось заставить ее сосредоточиться.

— Не знаю.

Он опять выждал.

— Так в чем же загвоздка?

Линия молчала, потом донесся ее голос:

— Почему они его не убили?

— Что?

— Его загнали как надо, подобрались так, что можно было ударом ножа все кончить. Легко и бесшумно. Зачем было его похищать?

— Не понимаю.

— Он не предмет для торга. Господи, они же соображают, что мы дадим ему умереть, если это поможет прикрыть их лавочку. Так зачем его похищать?

О'Коннелл сделал глубокий вдох, прежде чем ответить:

— В данный момент нам следовало бы забивать себе голову не этими вопросами.

— Ксан… Джасперс был убежден, что его отобрали .

— О чем ты говоришь?

— Он думал, что оказался втянут во все это не случайно. Нечто в этом духе Шентен сказал перед смертью.

— Отобрали для чего?

— Не знаю. Только в том, чтобы убить меня , у них не было никаких колебаний, тогда почему не его ? — Она слышала голос Ксандра, задававшего тот же вопрос, видела его, вцепившегося в руль, когда они мчались по широкой дороге, — в голосе гнев, неуверенность. А она обещала его защитить…

— Ты с ним согласна? — О'Коннелл сменил тон.

— Я не знаю.

— Понятно. Вопрос в том, изменит ли это хоть что-нибудь? Полагаю, расписание ушло вместе с почтенным доктором. — Молчание на другом конце явилось красноречивым ответом. — Что ж, они ему следуют. Про английского посла все новости твердят.

Этот разговор состоялся два часа назад. Перед самым рассветом.

А сейчас утреннее небо, по которому словно бритвой полоснули, сочилось кроваво-красной медью. Сара остановила машину. Возле небольшого домика стоял мотоцикл, все еще укрытый от солнца. Сара видела, как свет, перевалив через край каньона, разлился волной, поглотив приближающегося О'Коннелла.

Ксандр медленно открыл глаза. Тупая боль в затылке и привкус рвоты во рту. Сочетания вполне хватило, чтобы вызвать приступ тошноты. Он не помнил, что с ним случилось, но это было бы полбеды. Беда в том, что он вообще не помнил. Полный провал памяти. Только тени витали в сознании, будто проблески света, вспыхивающие где-то вдали. Он попробовал вспомнить, вызвать в памяти момент перед тем, как все накрылось тьмой, но видел только обрывки, разрозненные эпизоды событий прошлой недели, которые мешались в кучу. Все без какой бы то ни было логической связи, без порядка. Ксандр силился сосредоточиться, отыскать источник света, надеясь высвободить мысли из сумятицы, но смута в голове держалась стойко: жестокость и ужас сливались с мягкой лаской женской руки.

Он сглотнул, горло горело, и несколько раз моргнул, боль как-то повлияла на зрение: стали различимы отдельные предметы. Обоняние и осязание оказались более острыми: запах свежевыстиранного белья, ощущение хрустящей простыни, которой его укутали, — все это помогало ему выходить из забытья. Голова, однако, не двигалась. Ее будто вдавило в подушку, налило свинцовой тяжестью. Ксандру понадобилось собрать все силы, чтобы повернуться к свету. Стали проясняться предметы: цветы вдоль далекой стены, потом вскоре очертания бюро под ними, рядом небольшое деревянное кресло. Ксандр заставил себя сосредоточиться на предметах, представить металлический холод бронзовых ручек — все это в попытке прийти в себя.

Источником света оказалось окно, ветер шевелил легкие хлопчатобумажные занавески. Комната была практически пуста, если не считать еще овального коврика, брошенного возле кровати. Все опрятно, просто.

Несколько минут Ксандр лежал не двигаясь. Вернулось некоторое успокоение, порядок в воспоминаниях, однако вскоре сознание заполонили куда более тревожные видения, какие-то приглушенные, будто из тумана доносящиеся разговоры. Голос, его голос, но вроде и не его, все как бы во сне — и все же наяву. Фигуры, стоящие над ним, слепящий глаза свет, толстые пальцы, ощупывающие лицо, боль, пронизывающая все тело, потом тошнота и мрак. Ксандр попытался удержаться, сохранить хотя бы эти воспоминания, но чем больше он старался, тем быстрее все исчезало во мраке.

Запах кофе на мгновение отвлек его, возникло желание сесть. И сразу напомнила о себе резкая боль в плече. Ксандр бессильно откинулся на постель. С большим усилием он поднес руку к шее у затылка и стал ощупывать. Шишка приличная, кожа все еще очень чувствительна к прикосновениям пальцев. Впрочем, больше удивила небольшая повязка на руке чуть выше кисти: квадратик марли удерживался тоненькой ленточкой пластыря. Он оставил в покое затылок и выпрямил руку. Кожа вокруг повязки была жутко обесцвечена, вены змеились по черно-синему вздутию плоти. Он дотянулся и осторожно коснулся пальцами краев раны. Она тоже оказалась поразительно нежной.

Быстрым движением он сорвал липучку и уставился на небольшое отверстие на руке, красную точку, куда входила игла. Игла? Крохотное напоминание вернуло его память к разумной части сознания: комната, кровать, его голос, но вроде и не его, слепящий свет…