Грег Айлс - Кровная связь

С того момента, как обнаружила фотографии обнаженных детей в вещмешке отца, я не могу мыслить четко и связно. В голове у меня снова зазвучали голоса, которые мучили меня давным-давно, шелестящее эхо злобных комментариев, которое я не в силах заставить умолкнуть. Хуже всего то, что мне кажется, будто в душе у меня что-то сломалось, и я пребываю в полуразобранном состоянии, исправить которое даже не пытаюсь. То, что сломалось во мне, я думаю, называется верой: моя отчаянная надежда на то, что, несмотря на слова деда, отец не мог так жестоко обращаться со мной.

Но фотографии не лгут.

Майкл сделал все, что мог, чтобы умерить мое беспокойство и волнение. Хотя он считает, что эксгумация тела будет ошибкой, по дороге сюда он позвонил из машины своему адвокату и поинтересовался, что необходимо для осуществления такой процедуры. В Миссисипи нет закона, который регулировал бы проведение эксгумации. В сущности, для этого даже не требуется разрешения. Требуется лишь присутствие директора похоронного бюро. Однако когда Майкл позвонил туда, то ему ответили, что похоронное бюро не станет принимать участия в эксгумации без соответствующего решения суда. Адвокат Майкла считает, что такое решение можно получить в одностороннем порядке от судьи лорда-канцлера, без предварительного слушания, но для этого необходимо иметь письменные показания под присягой, объясняющие причины проведения эксгумации, данные ближайшим родственником покойного. То есть моей матерью.

– Привет, Майкл. Извини, что заставил вас ждать.

В комнату входит высокий мужчина с белоснежной шевелюрой и такой же бородой и энергично пожимает Майклу руку. Потом он поворачивается ко мне и улыбается:

– Итак, вы Кэтрин Ферри?

Я встаю и протягиваю руку доктору Кейджу.

– Пожалуйста, зовите меня Кэт.

Он берет мою руку и осторожно пожимает ее изуродованными подагрой пальцами.

– А я Том.

Он обходит стол и опускается в кресло. Из кармана его белого медицинского халата торчит большая сигара и несколько шпателей для отдавливания языка, а на шее висит красный стетоскоп. Совершенно очевидно, что Том Кейдж практикует разновидность медицины, до которой мой дед так и не соизволил снизойти вот уже много лет. Доктор Кейдж достает баночку диетической кока-колы из маленького холодильника позади стола и делает большой глоток. Испустив удовлетворенный вздох, он ставит баночку на стол и смотрит на меня.

– Люк Ферри… Что вы хотите узнать о нем?

– Не знаю точно. Наверное, все, что вы можете вспомнить.

– Я помню многое. Я лечил Люка еще ребенком, лечил его родителей до того, как они погибли, и его дядю, который его воспитал и вырастил. Что именно вас интересует?

Я смотрю на пол, где под ногами у меня лежит зеленый вещмешок отца.

– Вьетнам, – негромко говорю я. – «Белые тигры».

В глазах доктора Кейджа мелькает огонек.

– Вы уже знаете больше, чем я думал. Кэт… ваш отец научился стрелять, чтобы добывать еду для пропитания своей семьи. Еще мальчишкой он стрелял лучше многих мужчин, которые занимались этим всю жизнь. Но на войне его заставили применить этот талант для других целей. Его сделали снайпером. Эта работа вызывала у Люка смешанные чувства. С одной стороны, он гордился своим профессионализмом. – Доктор Кейдж широким жестом обводит книжные полки. – Как видите, я любитель военной истории. Я также служил в Корее. Вам известно, что во Вьетнаме на каждого убитого вражеского солдата приходилось пятьдесят тысяч расстрелянных патронов?

– Пятьдесят тысяч! – восклицает сидящий рядом со мной Майкл. – Этого не может быть.

– Так оно и есть, – заявляет доктор Кейдж. – Это одна из причин, по которым мы проиграли войну. Попробуйте угадать, сколько патронов тратили снайперы морской пехоты и сухопутных войск на то, что убить одного солдата противника?

Майкл качает головой.

– Один?

– Один и тридцать девять сотых. Эти парни хорошо знали свое дело. Но такое убийство намного труднее, чем просто в ответ стрелять в человека, который старается убить тебя. Когда смотришь в оптический прицел на врага, увеличенного в десять раз, оно совершается хладнокровно. Ты смотришь, как он закуривает или мочится, а потом разносишь ему башку на куски, и во все стороны летят осколки костей, мозги и кровь. Вспомните голову Джона Кеннеди, буквально взрывающуюся в фильме Запрудера. И такое зрелище ты наблюдаешь после каждого выстрела… А как только эти воспоминания поселяются в голове, от них уже не избавиться. – Доктор Кейдж делает еще один глоток диетической кока-колы. – Я хочу сказать, что Люк испытывал большое давление и находился в состоянии постоянного стресса еще до того, как его заставили присоединиться к «Белым тиграм». А в этом подразделении положение дел изменилось только к худшему, и очень быстро. «Тигры» представляли собой, в сущности, террористическое подразделение, которое совершало рейды в Камбоджу для запугивания и физического устранения сил сопротивления Северного Вьетнама, укрывающихся на нейтральной территории. Это были тайные операции, проводимые за линией фронта, под командованием офицеров, которые отвергли цивилизованные правила ведения войны. Они почти не брали пленных. А если и брали, то только для того, чтобы пытать их. Изнасилование использовалось в качестве тактики запугивания местного населения, а также как вознаграждение своих солдат. Они практически не делали различия между гражданскими лицами и солдатами противника. Буквально каждый, кого они встречали на своем пути, становился мишенью и врагом. Когда Люк стал протестовать против подобных актов крайней жестокости и насилия, его подняли на смех его же товарищи, а офицеры стали относиться к нему с подозрением. Он быстро усвоил, что если не будет подчиняться установленным неписаным правилам, то очень скоро станет трупом, как все, кто попадался «Белым тиграм» на пути.

Доктор Кейдж делает паузу, чтобы собраться с мыслями, а я принимаюсь рыться в вещмешке в поисках ожерелья из гнилых слив. Борясь с отвращением и тошнотой, я протягиваю его доктору.

– Вы знаете, что это такое?

Доктор Кейдж берет связку у меня из рук и кладет на стол. Достав из кармана увеличительное стекло, он рассматривает один из почерневших кусочков.

– Уши, – наконец роняет он.

– Что? – спрашивает Майкл.

Доктор Кейдж поднимает на нас глаза.

– Это ожерелье из ушей. Никогда не видел ничего подобного. Откуда оно у вас?

– Отец держал его в тайнике вместе с другими вещами.

– Это военный трофей. Некоторые солдаты, убив врага во Вьетнаме, отрезали у него оба уха и вешали их на нитку, совсем как индейцы, снимавшие скальпы.

– Я слышал об этом, – говорит Майкл. – Но не думал, что такое могло быть на самом деле…