Лев Пучков - Изгой

Ленка стала объяснять, как проехать. Очевидно, отец несколько раз переспросил, что случилось с Магой, – Ленка ответила только в самом конце, убедившись, что он понял, где мы находимся:

– По нам стреляли... Нам надо уезжать. Мы оставим его в машине... Он... Он погиб...

Тут она нажала «отбой» и отчаянно разревелась.

А Магин телефон тотчас же начал трезвонить. Я отключил его и положил на капот. В машине все было залито кровью, не нашлось места, куда положить.

– Давай, аккуратно уложите его в машину, – распорядился Филин. – А я пока маршрут «подыму».

Тут у нас получилась сцена: Федя отказался ехать.

– Я его не брошу. Он нас не бросил – и я его не брошу...

– Если бы он был жив, это было бы оправданно, – сказал Филин. – Но он мертв. И ты уже ничем не можешь ему помочь.

– Не брошу, – упрямо покачал головой Федя. – Дождусь отца, передам с рук на руки...

– А патроны у тебя остались?

– Зачем?

– Если ты его не бросишь, можешь сразу пристрелить их всех, – Филин показал на нас. – Потому что они, как я понял, тебя тоже не бросят. А так как здесь уже вовсю идет тотальное прочесывание, очень скоро вас найдут и все равно всех перестреляют. И за каким хреном, спрашивается, ваш брат погиб, спасая вас? Чтобы вы сейчас вот так бездарно сдохли? Нет, я переведу – для тех, кто в танке: получается, он погиб зря?

– Ни фига не зря! Но... Я не брошу...

– Да и флаг вам в руки, – Филин залез в свою машину и развернул карту. – Значит, сделаем так: я жду две минуты, как раз маршрут «подниму», чтобы выехать отсюда поудобнее. Потом уезжаю, независимо от вашего решения. Желаете сдохнуть – на здоровье, я вам в этом деле не попутчик.

Сказано это было спокойно и даже как-то отстраненно.

– Урод ты, Филин! – плаксиво крикнул Федя. – Сердца у тебя нет!

– Точно, нет – забыли выдать, – буркнул Филин. – Зато у тебя есть. А еще у тебя есть команда, которую надо срочно эвакуировать из района наибольшей поисковой активности. Или вы все вместе здесь сдохнете...

Вот этот последний посыл был выбран интуитивно правильно. Федя у нас такой: если на себя ему и наплевать, то для спасения команды он готов поступиться многим. Напомню, он за всех нас отвечает, сам перед собой. Бессменно, бессрочно, двадцать четыре часа в сутки.

Мы уложили Магу в его машину, закрыли все дверцы, и уже через две минуты петляли по проселку прочь от эпицентра поисковой активности.

Злой Филин был прав: сдохнуть сейчас – значит свести на нет все усилия спасшего нас человека.

Прощай, брат.

Спи спокойно, ты погиб не зря.

Мы будем жить...

Вам доводилось бывать в казачьей станице?

Если нет, я сейчас быстренько организую презентацию, а чтобы вы не успели заскучать, постараюсь уложиться в один абзац.

Не вдаваясь в малозначимые подробности, особенность станичного уклада можно охарактеризовать одним словом: самоуправление. То есть при декларативном присутствии всех обязательных элементов управленческой структуры здесь буквально все решает атаман и станичный сход. А еще следует помнить, что казачество по отношению к нынешней власти настроено крайне оппозиционно. И даже не потому, что на заре советской эпохи казаки подверглись жесточайшим репрессиям и по сути были уничтожены как класс, а ввиду того, что вся нынешняя «реабилитация» казачества – по большей части показуха и фикция.

Это я предвосхищаю возможные вопросы по поводу отношения станичников к факту прибытия государственных преступников на родину предков.

В общем, детализировать не буду, а просто констатирую факт: приняли нас как народных героев, пострадавших за правое дело.

Гвоздем сезона был Борман.

Нет, афиш «последняя гастроль гусей-перехватчиков» никто не вывешивал, но после того, как местный фельдшер наложил шину, весь праздный станичный люд под разными предлогами побывал на гусевском подворье, чтобы посмотреть на раненого героя и выразить сочувствие и солидарность.

Глава гусячьего рода (дед Феди и Бормана) выступал в роли подстрекателя: предрекал скорое начало боевых действий и, яростно топорща бороду, призывал православный люд к оружию. Впрочем, домочадцы и посетители к этим призывам относились спокойно: старика можно понять, он в шоке – любимого внука подстрелили. Кроме того, дед славится заводным характером и некоторой склонностью к эпатажу, так что на его эскапады мало кто обращал внимание.

Вообще, они очень похожи: дед, дядя Ваня (ныне покойный отец Феди и Борьки) и Борман – и внешне, и по характеру. Шустрые, шебутные, скандальные, худосочные. Это Федя в маму удался: этакий уравновешенный медведь, совсем не в гусячью породу.

Тетя Галя – настоящая казачья мать. Никаких истерик, только ругань сквозь слезы да подзатыльники всем, кроме раненого, в том числе и мне. Она всегда славилась силой духа, как и ее старший сын.

А этот старший пребывал в полном а... эмм... скажем так – в ауте. Смерть Маги крепко его подкосила. Он не желал ни спать, ни есть (как здесь принято, в честь нашего прибытия было организовано солидное застолье, прямо во дворе, грозившее затянуться дня на три), сидел в дальней комнате, молчал и смотрел в окно. А на все призывы машинально отвечал:

– Да-да, сейчас... Мне сейчас будут звонить, это очень важно... так что не мешайте...

Никто ему звонить не собирался. Феде нужно было побыть одному, выстрадать свою боль.

Ленка чувствовала себя неуютно. Во-первых, здесь она не была в центре внимания, все сконцентрировались на Бормане. Во-вторых, сейчас не нужно было играть роль лидерши, и наша звездочка временно оказалась не у дел. И еще один немаловажный фактор: все здесь были для нее чужие, а ее мужчина не обращал на нее внимания, не до того ему было. В общем, Ленка чувствовала себя брошенной.

Если не считать переживаний по факту гибели Маги, я был в порядке. Прокушенная десна – это мелочь, до свадьбы заживет. Единственно, с первой же минуты, как мы сюда приехали, меня мучило острое чувство вины.

За что?

Да за изгойство свое, без спросу врученное моим родителям по праву кровного родства. Непросто все это далось моим предкам. Я видел это, чувствовал, у отца прибавилось седины и морщин, а глаза матери были наполнены страшной тревогой и безысходностью.

Ты был умницей и домашним мальчиком...

Мы уже потеряли одного ребенка на ненужной нам войне, будь она проклята вместе с теми, кто ее развязал...

И после этого мы сознательно оберегали тебя от всего, что могло принести тебе вред и хоть как-то подтолкнуть к тому пути, по которому в свое время пошел твой старший брат...

Почему же так получилось, сын мой?

Что мы делали неправильно?!

Вот что говорили мне глаза матери.