Скотт Мариани - Заговор Моцарта

Бен снова пустил запись. Из динамиков раздалось хриплое дыхание бегущего Оливера. Изображение резко дернулось, словно Оливер обернулся, проверяя, нет ли погони.

Бен заметил стенную нишу и в ней что-то вроде посмертной маски фараона. На этом видеозапись заканчивалась — должно быть, Оливер выключил камеру.

Бен уставился на потемневший экран, пытаясь осмыслить увиденное. В свойствах файла было указано время его создания — двадцать шесть минут десятого в тот самый вечер, когда умер Оливер.

Ерунда какая-то. Значит, незадолго до смерти Оливер стал свидетелем жестокого ритуального убийства. В то же время, по версии следствия, он был вдребезги пьян и развлекался на озере с некой дамой, которую утащил с вечеринки. Кто вообще смог бы веселиться как ни в чем не бывало после такого жуткого зрелища?

Бен сопоставил известные ему факты: Оливер стал свидетелем преступления, совершенного некой хорошо организованной и опасной группой людей. У него были улики, которые следовало спрятать подальше. Вскоре после того, как Оливер отправил сестре посылку с компакт-диском, он провалился под лед и утонул. Расследование его смерти провели в спешке, небрежно. А с тех пор как Ли заявила в телеинтервью о том, что у нее есть материалы, собранные Оливером, за ней началась охота.

Бросив взгляд на спящую Ли, Бен поборол искушение смахнуть с ее лица прядку волос.

Ли едва начала примиряться со смертью брата в результате несчастного случая, а тут ей заново придется пережить весь кошмар — теперь уже почти наверняка зная, что брат погиб не случайно. Оливер умер не потому, что напился и натворил глупостей. Кто-то холодно и расчетливо оборвал его жизнь.

«Оливер, кто это сделал?»

Бен отошел от кровати и устроился в кресле. Он вытащил пачку турецких сигарет, закурил одну и втянул в себя крепкий, густой дым. Навалилась усталость, глаза закрывались: четыре недели подряд не удается выспаться как следует.

В голове мелькали обрывки воспоминаний. Лицо молодого Оливера, звук его голоса… Однажды, много лет назад, Оливер спас Бену жизнь.

Такой холодной зимы он еще не помнил. После трех лет службы в армии младший капрал Бенедикт Хоуп приехал в Херефорд вместе со ста тридцатью восемью другими военнослужащими, чтобы пройти самое трудное в жизни испытание на выносливость — отбор в двадцать второй полк спецназа, элитное подразделение британской армии.

Бен так и не понял, зачем рядовой Ллуэллин за ним увязался. «Ради жратвы», — пошутил Оливер. Говорили, что кандидатов в двадцать второй полк кормят до отвала, прежде чем послать на первый этап — «Тошнилку-1».

На рассвете колонна грузовиков выехала из Херефорда, направляясь в Кембрийские горы Уэльса. Шел снег. Из всех кандидатов только у Оливера хватало духу шутить по поводу предстоящего дня. Бен сидел в углу подпрыгивающего грузовика, прижимая к себе винтовку и стараясь подготовиться к адским испытаниям, которые станут всего лишь началом. Несколько человек, сумевшие пройти первый этап отбора, должны будут выдержать четырнадцать мучительных недель: курсы выживания, стрелковая подготовка, прыжки с парашютом, боевые действия в джунглях, тесты на инициативу и способности к языкам, плавание на тысячу ярдов в одежде и методы сопротивления допросам, нарочно задуманным так, чтобы сломить дух и волю.

Только самые лучшие дойдут до конца и получат в награду заветную эмблему (кинжал с крылышками) и назначение в легендарную часть. Случалось, что до конца не добирался ни один из кандидатов.

«Тошнилка-1» вполне оправдала ожидания Бена — даже с лихвой. С каждым новым ледяным рассветом группа измотанных людей, выходящих на очередную пытку, становилась все меньше. Каждый вечер в базовом лагере под брезентовым навесом собирался молчаливый кружок. Все сидели, сгорбившись, сверху капало. Оливер так и не дождался обильного ужина и совсем пал духом — как и было задумано.

То, что происходило в последующие дни, Бену не могло присниться в самом кошмарном сне. Такой омерзительной погоды не видывали много лет. Люди не выдерживали физической боли и психологического давления; из ста тридцати восьми человек осталось всего двенадцать. Во время двадцатичетырехчасового марш-броска сквозь ревущую метель тридцатипятилетний майор-спецназовец, который пошел на испытания добровольно, чтобы доказать самому себе, что он все еще в прекрасной форме, упал и замерз в сугробе.

И все же Бен упорно продолжал идти, превозмогая боль, открывая неведомые раньше резервы выносливости. На редких остановках он пил немного растаявшего снега и жевал твердый, как камень, шоколадный батончик. Порция глюкозы подхлестывала изнемогающее тело, давая силы продолжать путь.

Бен отчаянно боролся с желанием сдаться: невыносимую агонию можно было легко прекратить в любой момент — стоило лишь захотеть. И временами искушение становилось невыносимым.

С каждым днем усталость давила сильнее. Возвращаясь в лагерь вечером, Бен тщательно пропитывал носки оливковым маслом, чтобы унять боль от мозолей. Каждый новый марш-бросок был длиннее предыдущего, а экипировка — тяжелее. Бен шагал с мрачным ожесточением: главное — сделать еще один шаг. Потом еще один. И не думать о том, сколько их предстоит впереди. А также забыть о постоянно усиливающейся боли.

К концу четвертого дня третьей недели в группе осталось восемь кандидатов. Собираясь с силами, Бен задержался возле вершины снискавшего дурную славу пика Пениван. Внизу, между деревьями, виднелись несколько человек — зеленые точки, с трудом пробирающиеся по глубокому слою снега. Шагах в тридцати позади шел Оливер. Бен решил подождать друга. Ждать пришлось долго. Удивительно, что Оливер вообще столько дней продержался, но сегодня он совсем сдал: едва ноги волочил, пошатываясь на ходу.

Дойдя до Бена, он рухнул на колени, сжимая в руках винтовку.

— Ты давай иди. Я выдохся. Вернусь в лагерь.

Бен озабоченно посмотрел на друга.

— Брось, всего-то несколько миль осталось.

— Не могу. Сейчас прямо здесь сдохну, — выдавил он.

— Я с тобой посижу, — решительно заявил Бен.

Оливер вытер лицо, смахивая снег, и прохрипел:

— Вот еще! Тебе надо дальше идти. Давай вали отсюда.

У Бена полопались мозоли на ногах, одежда липла к спине: кожу натерло рюкзаком до кровавых волдырей.

Он сам едва держался на ногах — как тут поможешь Оливеру дойти до конца? А уж нести его на себе… К тому же малейшее колебание привело бы к отчислению и отправке обратно в часть: правила были установлены преднамеренно жестокие.

— Все будет нормально, — сказал он Оливеру. — Там снизу инструктор поднимается, он отведет тебя в лагерь.

Оливер махнул в ответ рукой.