Томас Гиффорд - Ассасины

Едва автомобиль с Тернером и Джексоном скрылся из вида, как мы с сестрой Элизабет уселись в мою машину и двинулись в сторону побережья, к Джерси, примерно в часе езды от Принстона. День выдался пасмурный и холодный. Часть дороги обледенела, над оврагами и полями, превратившимися в голые борозды коричневой промерзшей земли, дул пронизывающий ветер.

Он же вздымал с дюн тучи песка, когда мы наконец нашли деревянное бунгало Рупа Норвича. Штормы, соль и песок сделали свое дело — краска на стенах поблекла и осыпалась. Но сам домик и лужайку перед ним отличала та безупречная аккуратность, которой часто бывают отмечены жилища удалившихся на покой вояк и полицейских, которые не знают, чем себя занять. Норвичу было восемьдесят или около того, и он очень обрадовался гостям. Меня он знал еще с детства и страшно горевал из-за Вэл. Потом стал расспрашивать об отце. Он чувствовал себя едва ли не виноватым: Вэл погибла, отца хватил удар, а сам он еще бодр и полон сил.

— Я не то что твой папаша, не решаю судьбы Церкви и мира, — сказал он, засунув пальцы за подтяжки и провожая нас в гостиную, где было слишком много мебели и стояла удушающая жара. — Но без дела не сижу. Упражняю мозг. Компьютерные игры, — он указал на монитор и приставку, — они, знаешь ли, ключ к нашему времени. Черт, да с их помощью я летаю в космос, веду сражения с инопланетянами, играю в гольф, бейсбол, и все это не выходя из дома. Да, это вещь! Стараюсь идти в ногу со временем, слушаю музыку, всякие эти новые рок-группы, «хеви-метал». Кстати, этот парнишка Спингстин из «Бисти бойз», он нашенский, из Джерси. Ну и конечно, диски с записями Теда Уимса 78-го года, и песни Перри Комо. Вы видите перед собой восьмидесятидвухлетнего старика, который пытается убедить свою двадцативосьмилетнюю внучку, что знает, что происходит в мире. — Он болтал без умолку, видно, такая возможность выпадала ему нечасто. — Несколько лет назад ее мать заболела болезнью Альцгеймера и скончалась. А я торчу здесь, занимаюсь всей этой ерундой, старый болтливый дурак, сами видите, никак не могу заткнуться. Сэм Тернер сказал, будто вы интересуетесь молодым Винсентом Говерно. Бедняга...

Он уселся в кресло-качалку. Мы с Элизабет разместились на диване. Руп Норвич был высоким костлявым стариком в футболке и кроссовках «Рибок». Элизабет он одобрительно осмотрел с головы до пят и с сомнением вскинул бровь, когда я сказал, что она монахиня.

— Сэм говорил, у вас вроде бы сохранилось дело, — сказал я.

— Да, забрал его с собой, когда уходил пятнадцать лет назад. Не хотел, чтобы оно преследовало Сэма, как призрак из прошлого. А потом вдруг подумал: не хочу, чтобы и меня преследовало. Ну и сжег его. — Он громко расхохотался. — Уничтожил все доказательства.

— Какие доказательства? — спросила Элизабет.

— Доказательства того, что в наши дни называют «сокрытием». Так до сих пор с этим и не смирился. Так уж был воспитан, ничего не поделаешь. Хоть и учили меня уму-разуму. На свете полно куда более важных людей, чем какой-то коп из Принстона. Ценные то были уроки. Все учитывалось, все. — Он улыбнулся каким-то своим мыслям.

— И что же хотели скрыть?

— Видите ли, сестра, тут не только в этом дело. Важно, кто был заинтересован в сокрытии. Не думаю, Бен, что твой отец знал обо всех этих закулисных маневрах. Мне даже жаль его было, наверное, впервые в жизни он тогда оставался в неведении. Начальником моим был тогда Клинт О'Нил, и все это было спущено сверху и свалилось на Клинта. Крепкий был такой парень, коренастый, этот Клинт, и вот однажды он пропустил пару пива и проболтался. Сказал, что его едва не закопали заживо из-за этого дела Говерно. Но нужно было тянуть свою лямку, и потом, не станешь же спорить с губернатором, сенатором, архиепископом, всеми этими тяжеловесами политических игр и баталий...

— И весь этот сыр-бор поднялся из-за священника, который преподавал девочкам изобразительное искусство, а потом вдруг съехал с катушек и повесился? — недоверчиво спросил я.

— Видишь ли, сынок, проблема тут в том, что он вовсе себя не убивал. Ну, разве что изобрел весьма оригинальный способ самоубийства, сперва огреть себя молотком по затылку, а уж потом повеситься, мертвым. Потому что все случилось именно так. Это было самое настоящее убийство.

— И правда так и не выплыла наружу?

— Нет, никогда. — Он усмехнулся, провел ладонью по ежику коротко стриженных белых волос. — И никогда не всплывет. Дело так и осталось нерасследованным. Просто зарегистрировали как самоубийство. Твой отец наткнулся на труп в яблоневом саду, ну и пошли разговоры и сплетни, сам знаешь, как любят распускать языки люди, но что он мог тут поделать?

— Какие сплетни?

— Прошу прощения, сестра, это не для ваших нежных ушек. Но вы, думаю, понимаете...

— У нас в монастырях прячут беременных монахинь, — сказала Элизабет. — Итак, что за слухи?

— Да, да, конечно, — закивал Руп Норвич. — Люди, они везде люди, всегда ими остаются, не так ли?

— А вы не думали, что его могла убить монахиня?

— Нет, Бен. Люди говорили, будто от него забеременела одна из его учениц. И ваш отец убил за это Говерно. Но все это только разговоры. Оружия мы так и не нашли, черт, да что там, его даже и не искали. Короче говоря, самоубийство.

— Что ж, неудивительно, что отец отказывался об этом говорить. Наверное, его просто бесили эти слухи. Все же странно. Тогда почему Вэл вдруг стала задавать вопросы, и именно сейчас? — Вопрос был чисто риторический, но у Рупа Норвича нашелся на него ответ.

— Небось, думаете, она что-то узнала, да? — сказал он. — Или же у нее появилась версия, возможно, даже подозрение? Господи, да ведь с тех пор столько воды утекло! След давно остыл. — Он пожал угловатыми костлявыми плечами. — А для меня... словно вчера все это было. Бедняга парень. Не повезло ему. Мало того, что убили, так еще и убийцу никто не стал искать, а во всех бумагах записали «самоубийство». Чертовски не повезло. Вы согласны? К тому же он был священником.

Вернувшись домой, мы обнаружили, что у Маргарет Кордер все под контролем. Звонили друзья семьи, она обстоятельно поведала каждому о положении дел. Приготовления к похоронам шли полным ходом. Тело отдадут из морга завтра, сами похороны состоятся послезавтра. Заходил агент из похоронного бюро, хотел показать мне снимки гробов, на выбор. Я сказал Маргарет, что тут нужно что-то простое и респектабельное, и она обещала заняться этим. Маргарет организовывала похороны моей мамы. И знала в этих делах толк.

Звонил отец Данн из Нью-Йорка, обещал перезвонить позже. Звонил Персик. Пришли два послания из офиса кардинала Д'Амбрицци в Риме, оба предназначались мне. Был даже один звонок из канцелярии Папы, но там просто выразили соболезнования и перезванивать вроде не собираются.