Блайт Гиффорд - Дева и плут

Замок Редингтон, Англия, июнь 1357 года.

— Господь воскресил меня из мертвых, Гаррен, — произнес Уильям. — И ты был орудием Его.

Гаррен взглянул на друга, который лежал в кровати с запавшими как у мертвеца щеками, и подавил мрачную усмешку. Когда Уильям, граф Редингтон, лежал среди павших на поле брани при Пуатье, Господь не пошевелил и пальцем, чтобы помочь ему.

Теперь, взирая в колеблющемся свете свечей на бледное лицо Уильяма, он гадал, не стоило ли и ему отступиться. Возможно, смерть была бы милосерднее подобного существования.

Нет. Пока есть силы, он будет бороться против Господа за его жизнь.

— Ты единственный меня не оставил, — молвил Уильям. — Все остальные ушли, бросив меня умирать.

Точнее, ушли искать выживших французов, чтобы ради выкупа увести их в плен.

Но Уильям не умер, хотя случались дни, когда было сложно понять, жив ли граф или уже отошел. Пока армия победителей волочилась через Францию к побережью, чтобы сесть на корабли и отплыть на родину, Уильям пребывал в некоем подобии земного чистилища, а Гаррен как мог поддерживал в нем жизнь, вливая в него воду и проталкивая между его зубов кашу и перетертое мясо.

— Я не бросил тебя из обычного упрямства.

— Не преуменьшай свое деяние. — Он говорил прерывисто, с трудом втягивая между словами воздух. — Ты нес меня. На себе.

— Со всеми доспехами в придачу. — Гаррен улыбнулся, не разжимая губ, и шутливо тронул кулаком его плечо. — Не забывай об этом.

Сохранности доспехов семья Редингтона обрадовалось больше, чем возвращению их владельца. В то время, как остальные английские рыцари тащили на себе награбленные трофеи, Гаррен нес Уильяма и вернулся из французской кампании, которая сулила несметные богатства, таким же нищим, каким был.

Пока Уильям набирался сил, Гаррен понимал: оно того стоило. Но спустя несколько недель тот начал страдать от приступов рвоты, которые то затихали, то терзали его часами напролет, и ныне лежал на занавешенном красным бархатом смертном одре. Окно его спальни выходило на пахотные поля. Никогда больше Уильям не ступит на их влажную, плодородную землю. Его желудок и кишечник пришли в такое плачевное состояние, что слуги не успевали менять постельное белье, но, отдавая графу последнюю дань уважения, не бросали попыток содержать его в чистоте.

Что ж, по крайней мере он умрет в своей постели.

— Я хочу… попросить… еще об одном. — Ледяные пальцы умирающего вцепились в него с неожиданной силой.

«Я спас тебе жизнь. Что еще я могу сделать?» — подумал Гаррен. Впрочем, разве подобная жизнь такой уж бесценный дар, если в свои тридцать с небольшим Уильям оказался прикован к постели?

— Соверши за меня паломничество.

Паломничество… Своеобразная взятка, которую Бог никогда не принимал и не примет в расчет. Путешествие к усыпальнице, где лежат женские кости и перья ангела.

— Уильям, вряд ли тебя исцелит Блаженная Ларина, если этого до сих пор не сделал Господь.

— Я тебе заплачу.

Гаррен отодвинулся. Ради Уильяма он был готов поступиться всем. Но не гордостью.

— Попроси кого-нибудь другого. Дураков в округе хватает.

Лицо Уильяма исказила боль. Он ухватился за живот, пытаясь справиться с очередным приступом рвоты.

— Другим… я не доверяю.

Гаррен отделался невнятным бормотанием, которое не означало ни «да», ни «нет», и бережно взял его иссохшую кисть в свои большие ладони. Как же все изменилось с тех пор, как Уильям взял его — семнадцатилетнего, никому не нужного сироту — в оруженосцы. Этому человеку он был обязан всем.

Держась за него, Уильям подтянулся и придал телу полусидячее положение. Он был всего пятью годами старше Гаррена, а выглядел немощным стариком. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что кроме них в комнате никого нет, Уильям вытащил из-под подушки сложенный лист пергамента размером с ладонь. Письмо было прошито тонким шнуром, концы которого скрепляла красная восковая печать с гербом Редингтонов.

— Вот. Отдай священнику. В усыпальнице.

Гаррен забрал послание из его трясущихся рук. Как он сумел удержать перо, чтобы написать его?

Голос Уильяма тоже дрожал.

— Печать должна остаться цела.

Гаррен мысленно усмехнулся. Он всегда был никудышным чтецом, даже в свою бытность в монастыре.

Уильям стиснул его руку, требуя внимания — и ответа.

— Прошу тебя. Мне больше некого попросить.

И Гаррен, всмотревшись в глаза друга — друга, с которым они столько пережили вместе, — понял, что пока Уильям дышит, он согласится выполнить любую его просьбу.

Он кивнул и откашлялся.

— Хорошо. Но твоих денег я не возьму. — Это путешествие должно быть подарком.

Не соглашаясь, Уильям повел головой, оставляя на подушке клочья светлых волос. Слабая улыбка тронула его посиневшие губы.

— Возьми. Купишь мне свинцовое перо.

Памятный знак паломника. Доказательство совершенного путешествия. Кичливая метка истинно верующего. Гаррен сжал его пальцы.

— Я принесу кое-что получше. Если ты не можешь сам прийти ко святыне, значит, я принесу святыню к тебе. Я добуду настоящее перо. — Осквернение святыни ради утешения умирающего почему-то не казалось ему святотатством. Реликвия это вещь. Видимая, осязаемая, реальная — в отличие от эфемерных и лживых обещаний Церкви.

Уильям — и без того бледный — побелел как полотно.

— Это кощунство…

По спине Гаррена пополз холодок. «Господь накажет меня», — подумал он по старой привычке и чуть не расхохотался. Никакое наказание не сравнится с тем, как Господь обошелся с ним в прошлом.

— Не волнуйся. Я заберу всего одно перышко, самое маленькое. Никто и не заметит.

Уильям устало смежил веки, проваливаясь в предсмертное забытье, которым ныне была его жизнь.

Дверь без стука отворилась, и Гаррен с отвращением услышал бодрый голос Ричарда, младшего брата графа. Ричард уж точно не согласился бы стать ради него пилигримом — ни за деньги, ни, тем более, из братской привязанности.

— Он еще дышит?

— Тебе, похоже, не терпится услышать, что нет.

— Разве ты не согласен, что подобное существование сложно назвать жизнью?

Гаррен был согласен, но по иным причинам.

— Возможно. Но покуда он дышит, граф Редингтон он, а не ты. — Впрочем, Ричарду нужно всего лишь подождать. Еще немного — и он унаследует титул.

— Что это? — Словно имея на то право, Ричард потянулся к сложенному листу пергамента.

Гаррен спрятал письмо за пазуху.

— Видимо, обращение к святой. — Теперь, когда он дал согласие, предстоящее путешествие страшило его, но не тяготами дороги, а необходимостью идти в компании набожных пилигримов, которые свято верили в то, что невидимый Господь откликнется на их молитвы, если заплатить установленную Им цену. Гаррен знал, что все это бесполезно. — Он попросил меня совершить паломничество к усыпальнице Блаженной Ларины и помолиться о его выздоровлении.