Блайт Гиффорд - Дева и плут

— Вон там. Около большой гнедой лошади.

Она ахнула. Тот самый человек, который смотрел на нее из окна кельи матери-настоятельницы.

Внешне он нисколько не походил на святого. С такими широкими плечами впору было противостоять реальному миру, а не вести духовную жизнь. На голове его вились темно-каштановые кудри цвета поношенных кож, а на щеках проступила щетина, которая скоро должна была превратиться в положенную пилигримам бородку. Лицо, обветренное и загорелое, говорило о том, что он провел немало времени под открытым небом.

Они вновь встретились глазами, и она — как и в первый раз — ощутила внутри себя отклик, словно он заговорил с нею. Из-за его благочестия, не иначе.

Тут Иннокентий совершенно неблагочестиво гавкнул и бросился в погоню за большим рыжим котом. Доминика вздохнула. Похоже, будет непросто уберечь его от соблазнов большого мира, когда они отправятся в путь.

— Я сбегаю за ним. — Не дожидаясь возражений сестры Марии, она подхватила юбки и упорхнула прочь. Прохладный утренний ветерок закружил вокруг ее лодыжек, когда она со смехом пронеслась мимо пары ослов и наконец настигла пса у копыт лошади.

Большой гнедой лошади. Возле которой стоял широкоплечий мужчина.

Спаситель оказался выше, нежели ей казалось издалека. К его поясу вместе с миской паломника и дорожной котомкой был приторочен солдатский меч, а шею обвивал шнурок, на котором висело нечто, спрятанное от чужих глаз за воротом туники.

— Доброе утро, — произнесла она и, вздернув подбородок, заглянула в его карие — нет, темно-зеленые — глаза. — Я Доминика.

Он посмотрел на нее в упор, настороженным и печальным взглядом человека, который по воле небес прошел через многие испытания.

— Я знаю, как вас зовут.

Под его взглядом кровь начала пульсировать в кончиках ее пальцев, а в животе затрепетало какое-то странное, но приятное ощущение.

— Господь подсказал вам? — Если Он говорит с нею, то вне всякого сомнения ведет длительные беседы и с этим святым человеком.

Он насупился. А может спрятал усмешку.

— Нет. Мать-настоятельница.

Интересно, о чем еще поведала ему матушка Юлиана? Пес завертелся у нее на руках, и она почесала его макушку.

— Это Иннокентий.

Он-таки не выдержал и усмехнулся.

— Несомненно в честь нашего Святого Отца из Авиньона.

Об этом настоятельница точно не стала бы говорить. Доминика поспешила продолжить, пока он не успел задуматься, не оскорбила ли она Папу, назвав в его честь животное.

— Мы все очень благодарны за то, что вы воскресили графа из мертвых, — произнесла она. — Скажите, а он смердел как Лазарь?

— Что, простите?

— В Библии сказано, что Лазарь смердел, пролежав четыре дня во гробе.

Уголок его рта дернулся вверх.

— Неужели вы узнали о зловонии Лазаря из проповедей аббата?

Лучше не признаваться, что она прочитала об этом сама.

— Во время дневной трапезы сестры читают Писание и разрешают мне тоже послушать. — Она ждала гневной отповеди и не дождалась. Очевидно, этот святой человек и не подумал заподозрить ее во лжи, впрочем, совсем крошечной.

— Не уверен, что история Лазаря способствует аппетиту, — молвил он. — Но — да, мы оба изрядно смердели к тому моменту, как добрались домой.

— Хотя граф, конечно же, не пролежал мертвым четыре дня, когда вы его воскресили.

Его веселость сошла на нет. Зеленые глаза потемнели.

— Я не воскрешал его из мертвых. Я просто не дал ему умереть.

Для Доминики эта поправка не меняла сути.

— Потому что верили в могущество Господа. «Верующий в Меня, если и умрет, оживет».

— Не ошибитесь с тем, в кого верите. Вера может быть опасна.

Мрачный совет показался ей одновременно простым и сложным, как тексты Писания. Она вспомнила, чем заканчивалась история Лазаря. Фарисеи приказали убить его, когда узнали о том, что сделал Иисус.

— Вы знаете, как меня зовут, а вот я вашего имени не знаю, сэр…

— Гаррен.

— Сэр Гаррен откуда?

— Сэр Гаррен-из-ниоткуда. Сэр Гаррен Никто. — Он поклонился. — Как и положено смиренному пилигриму.

— У вас нет своего дома?

Он потрепал гриву лошади.

— У меня есть Рукко де Редингтон.

— Редингтон?

— Подарок графа. — Он нахмурился.

Какой чудесный подарок! Почему же он хмурится? Граф, должно быть, высоко ценит его, если подарил такое великолепное животное.

— То есть, ваш дом — лошадиное седло?

— Я служил наемным солдатом. Воевал за деньги.

— А теперь?

— А теперь я наемный пилигрим, — пробормотал он. — И пойду за деньги в паломничество.

О том, что вместе с ними пойдет наемный пилигрим, Доминика знала. Но то, что этим человеком окажется Спаситель, было для нее неожиданностью.

— Кем же был тот несчастный покойный, который завещал двадцать монет на паломничество во имя своей души?

— Он еще не покойник.

Наверное, он имеет в виду графа Редингтона. Доминика испытала облегчение. Тайна графа в хороших руках, если, конечно, не изводить вопросами его гонца.

— Простите меня, — сказала она. — Пусть священная тайна вашего путешествия хранится у вас в сердце.

— В ней нет ничего священного, и сам я не святой.

Похоже, она его разозлила. Но как он может отрицать, что озарен светом божьим, когда всем известно, какое деяние он совершил? Сегодня он отправится поклониться Блаженной Ларине, а в будущем не исключено, что люди будут ходить в паломничество уже на его могилу.

— Господь избрал вас своим орудием, чтобы спасти графу жизнь.

Он наградил ее долгим безмолвным взглядом.

— Человек может служить орудием как Богу, так и Сатане.

Она вздрогнула.

Прозвонил колокол. Одетые в серое пилигримы, напоминая стадо гусей, потянулись к часовне. Она отпустила пса на свободу, и тот, виляя хвостом, убежал обратно к сестре Марии. Доминике тоже было пора уходить, но ноги отказывались ее слушать.

— Пожалуйста, благословите меня, — прошептала она.

Плечи его дернулись под серым, как кольчуга, балахоном.

— Попросите благословения у аббата.

— Но вы же Спа… — Она осеклась. — Вы особенный.

Зеленые глаза — переменчивые, как его настроение — сверкнули, и ей подумалось, что вера и впрямь может оказаться опасна.

— Я уже говорил вам. Я не святой. И никакого благословения дать вам не могу.

— Прошу вас.

Она взялась за его большую квадратную ладонь и, встав перед ним на колени, прикоснулась дрожащими губами к ее тыльной стороне, покрытой мягкими темными волосками.

Он отдернул руку.

Она забрала ее обратно и водрузила себе на макушку, крепко прижав сверху своими ладонями.

Его рука напряглась. А потом медленно погладила ее по голове и соскользнула вниз, на обнаженную кожу шеи. Прикосновение обожгло ее словно клеймо. В груди стало тесно, и она попыталась сделать вдох. И ощутила, что к привычному запаху пыли примешался новый запах. Мужской, четко выраженный. Его запах.