Дункан Кайл - Потайной ход

— Кто-нибудь следил за нами, как ты думаешь?

Я покачал головой.

— Я тоже не думаю. — Джейн слегка дернула плечом. — Но с трудом верится, что нам удалось уйти, ведь верхом мы двигались очень медленно.

— Западная Австралия огромна, ее трудно обыскать всю.

— Они обязательно будут разыскивать нас, — сказала Джейн. — Для них это очень важно.

Охота на китов прекратилась в 1978 году. Теперь охотятся на доллары туристов и получают их. Странно, но весь мир испытывает что-то вроде отвращения к убийству китов, и в то же время нет недостатка в людях, которые желали бы увидеть орудия их смерти. Так же, как в лондонском Тауэре: чтобы увидеть топор палача и плаху, стоят огромные очереди, а там, где показывают оружие, народу меньше.

Покупая билеты в «Мир китов», можно поглазеть на висящую там схему, предварительно ознакомиться с такими объектами, как разделочная палуба, подъемник туш, палуба, где их свежевали и добывали ворвань и внутренности.

Прослушав объяснения о технологическом процессе, можно прогуляться по берегу, стараясь не просмотреть резвящихся в заливе китов и дельфинов. Экскурсии отправлялись каждые сорок минут, и мы присоединились к одной из них.

Технология промысла, о котором нам рассказывали, была очень проста: в пятидесяти километрах от берега, на континентальном шельфе, киты кормились на своих пастбищах. Высылался самолет, который находил скопления китов и по радио вызывал китобойное судно, оснащенное гарпунной пушкой. Туши буксировали в залив Френчмен, рубили и варили. Жир из головы животного был такой чистоты и качества, которые невозможно получить из других источников, будь он животного или растительного происхождения. А остальное, то есть мышцы, кости, внутренности и хрящи, — все перерабатывалось. По прошествии полутора десятков лет, когда промысел заглох, бездействующее металлическое оборудование начало разрушаться из-за ржавчины и яри-медянки, старые деревянные палубы — под воздействием дождей и ветров.

Когда экскурсия закончилась, мы с Джейн еще походили одни, без экскурсовода, пытаясь определить, где Питеркин мог спрятать лист.

У входа в перерабатывающий цех я сердито заметил:

— Не положил же он его в один из этих проклятых огромных бункеров. В них нельзя проникнуть.

Джейн задумчиво посмотрела на следующую экскурсионную группу.

— Джон, видишь того мужчину в синем?

— В бушлате?

Она кивнула.

— Похож на одного из тех двоих, что были вместе с русской женщиной на концерте.

Я поглядел. Он, несомненно, походил на моряка и, несмотря на жару, был одет в теплый синий бушлат. Кроме того, у него был низкий узкий лоб.

— Не могу сказать, что его лицо мне знакомо, — заметил я.

— А я думаю, это он, — сказала Джейн.

— Насколько ты уверена?

— Совсем не уверена. Это ощущение. Будто мороз по коже.

— Давай уйдем.

— В таком маленьком месте, как Олбани, идти особенно некуда, — справедливо заметила она. — Городок слишком маленький, чтобы в нем спрятаться, поэтому нас и нашли. Вопрос в том, что они предпримут.

— Ничего, — сказал я. — Потому что ничего не изменилось, ведь так?

— Мы не нашли ответа на проклятую загадку Питеркина, и, пока не найдем, они ничего не посмеют сделать, чтобы не подвергнуть нас опасности.

Джейн задумалась.

— Будет совсем другое дело, когда мы найдем, правда?

Я промолчал, и она продолжила:

— Я не имею права прекращать поиски. А ты не обязан мне помогать. Мне кажется, стряпчие ведь не дают клятвы.

Я ответил с пафосом:

— Это вопрос справедливости, а не шпионажа!

Мы отправились назад, в город. Вскоре справа показался знак, указывающий на узкую боковую дорогу, ведущую в Гэп.

— Нет, только не сегодня, — запротестовала Джейн.

Я ничего не ответил, но она была абсолютно права: когда смотришь вниз на огромные бурлящие волны, накатывающиеся на Гэп, меньше всего хочется думать, что сзади тебя мог притаиться враг. Насколько мы могли судить, пока за нами никто не следил.

Вечером делать было, в общем-то, нечего. Мы поехали через перешеек у Кингз-Пойнт в ресторан, знакомый мне чуть не со дня рождения, чтобы попробовать экзотических блюд.

— Только не бифштексы из китового мяса! — предупредила Джейн.

— Бифштексов из китового мяса не будет, — пообещал я.

Мы заказали бифштексы из местной говядины и пили каберне, тоже местное, темно-красное и приятно крепкое. Когда мы уже заканчивали, дверь в зал открылась, я оглянулся и увидел входящего парня. Его лицо было чем-то знакомо. Он поймал мой взгляд и подошел прямо к нам, протянул руку и сказал:

— Ах ты, негодяй!

Это жизнерадостное австралийское приветствие и его голос подсказали мне, кто это. Я пожал его руку.

— Кстати о негодяях, — заметил я, — где ты пропадал последние десять лет?

Это был замечательный человек, и звали его Крейг Бриндел. Удивительно, что он вообще дожил до седых волос. Он был местным летчиком-смельчаком. Еще мальчишкой за один фунт совершал полеты над бухтой. Кроме того, обожал компании мальчишек. Если у кого-нибудь ломался велосипед, он не только чинил его, но и показывал, как это делается, помогал склеить воздушный змей и запустить его высоко в небо, учил бросать бумеранг, ловить рыбу и потрошить ее...

Он рассказал, что после смерти жены десять лет жил в Юкле. Один из его сыновей стал зубным врачом, и ему потребовалось помещение, поэтому Крейг переехал назад в Олбани, по которому все время скучал.

Я познакомил его с Джейн и предупредил, чтобы он не обзывал ее, потому что она англичанка и вообще хорошо владеет ударом слева. Джейн сразу же почувствовала к нему расположение. Позже, когда мы разговорились, она сказала, что мы побывали в «Мире китов».

— Я обслуживал двигатели их самолетов-разведчиков, — сказал Крейг Бриндел. — Случались зимы, когда это было почти единственной работой, которую можно было найти.

Он рассказал немного о ловле китов, немного о ловле рыбы, немного о работе зубного врача. Он мог говорить почти обо всем и, казалось, знал почти все. Был осведомлен и о Королевских инженерных войсках, в которых служила Джейн.

— Служил у них в сорок четвертом, по-моему, это было тогда, на строительстве взлетной полосы.

Джейн была в восторге, Крейг тоже. Они говорили и говорили, и я не скучал с ними. Чуть позднее мне пришло в голову задать Крейгу один вопрос. Я пытался дождаться паузы в разговоре, но они не умолкали, оживленно беседовали о каком-то военно-инженерном лагере на Сейлзбери-Плейн. В конце концов я постучал ложкой по столу, и к нам, спотыкаясь, поспешил официант. Я жестом отослал его и спросил:

— Ты знаешь почти все. Не встречался ли когда-нибудь с человеком по имени Питеркин?