Юхан Теорин - Мертвая зыбь

Теперь поезда по Эланду больше не ходили, сняли и сами железнодорожные пути, чтоб не пропадали зря. А Марнесская станция стала жилым домом — разумеется, чьей-то летней дачей.

Йерлоф проводил взглядом станцию и откинулся на сиденье. Прошло несколько минут, и вдруг неожиданно в машине что-то стало настойчиво и противно пищать. Он встревоженно повертел головой, но Джулию пиканье, казалось, ничуть не обеспокоило. Ну, конечно, она достала из сумки телефон, продолжая крутить баранку. Несколько минут она разговаривала, если можно так назвать короткие, односложные ответы, потом выключила телефон.

— Никогда не мог понять, как эти штуковины работают, — сказал Йерлоф.

— Ты о чем?

— Телефоны без проводов. Как их там называют, мобильные.

— Да очень просто: берешь, нажимаешь кнопки, а потом разговариваешь, — объяснила Джулия. Потом, чуть помедлив, добавила: — Лена звонила, привет тебе передает.

— Ага, здорово, ну и что ей было надо?

— Получить обратно машину, — коротко ответила Джулия, — вот эту самую, в которой мы едем. Она про это все время твердит. — Пальцы Джулии крепче сжали руль. — Черт, ведь машина наша общая. Но это ее почему-то не волнует.

— Ага, — протянул Йерлоф.

Взаимоотношения его дочерей сводились к сплошной череде конфликтов, острота которых подчинялась некоей синусоиде, или закономерности, которую Йерлоф не в силах был постичь. Если бы их мать была жива, может быть, она бы сообразила, что тут можно сделать, но что касается его самого, то Йерлоф, к сожалению, не имел ни малейшего понятия, как к этому подступиться.

Если можно рулить мрачно, то этим после телефонного разговора Джулия и занималась, а Йерлофу, как назло, никак не приходило в голову, что бы такое придумать, чтобы прервать это довольно тягостное молчание.

Минут через пятнадцать оживленного рыбьего диалога они подъехали к Боргхольму.

— Куда теперь? — спросила Джулия.

— Попить кофейку, — ответил Йерлоф.

В квартире Энгстрёмов на окраине Боргхольма было тепло и по-домашнему уютно. С балкона недорогого жилья Ёсты и Маргит открывался фантастический вид на руины средневекового замка. В самом низу находилась продолговатая пустая площадка, переходящая в уступчатый склон, густо заросший деревьями, и на самом верху — плато с развалинами. В девятнадцатом веке в Боргхольме было несколько совершенно загадочных пожаров. Эпицентр одного из них находился именно здесь, в замке, поэтому все дерево внутри выгорело, окна остались без рам — просто большие черные дыры.

Выгоревшие окна замка всегда напоминали Йерлофу череп, смотрящий оттуда, с холма, пустыми мертвыми глазницами. Картина и впрямь выглядела мрачноватой, поэтому многие боргхольмцы не очень любили замок. По крайней мере, до того как он перешел в разряд одной из главных местных достопримечательностей, привлекавших туристов. В свое время эландцам пришлось построить этот замок, но, конечно, не для собственного развлечения, а по королевскому приказу. Для жителей острова это оказалась слишком тяжелая повинность — замок воздвигали их потом и кровью. Впрочем, это было довольно обычное дело: материковая Швеция всегда пыталась высосать Эланд насухо, как виноградину.

Джулия молча стояла у балконного окна и рассматривала руины, Йерлоф повернулся к ней и сказал, показывая на вершину скалы с замком:

— В каменный век имелся обычай сбрасывать оттуда, сверху, одряхлевших стариков. Во всяком случае, так говорят, но, конечно, никакого замка тогда и в помине не было. Впрочем, и домов для престарелых тоже…

В комнату вошла Маргит Энгстрём. В руках она несла поднос с кофейными чашками, на ней красовался желтый фартук с надписью: «Лучшая бабушка в мире».

— Летом они устраивают в руинах концерты. Тогда здесь бывает немного шумно, а так, по-моему, здорово жить у подножия замка.

Она поставила поднос на столик перед телевизором, налила всем кофе и потом принесла из кухни корзинку с булочками и пирожные.

Ёста, ее муж, был в белой рубашке, сером костюме и подтяжках и все время улыбался. Сколько Йерлоф его помнил, еще с морских времен, Ёста всегда был такой — радостный и довольный.

— Хорошо, что вы нас навестили, — сказал Ёста, вручая им чашки с дымящимся кофе. — Вы как, завтра в Марнессе будете? Мы-то туда точно поедем.

Ёста говорил о похоронах Эрнста. Йерлоф кивнул:

— Я приеду. Насчет Джулии не знаю. Может быть, ей придется вернуться в Гётеборг.

— А что с его домом станется? — спросил Ёста. — Что говорят-то?

— Ничего не говорят, пока еще до этого руки не дошли, — ответил Йерлоф. — Хотя вообще-то и к гадалке не надо ходить, чтобы узнать, что будет: летняя дача для его смоландских родственников. Не то что я считаю, что на Эланде не нужны дачники, конечно, нужны… Ну вот так — дом Эрнста станет дачей?!

— Я понимаю, о чем ты. Это точно: приезжать — это одно. А тех, кто живет здесь все время, совсем мало осталось, — заметил Ёста и глотнул кофе.

— Нам-то тут, в городе, уютненько, — добавила Маргит, ставя нагруженное с горкой блюдо сладостей на стол, — всегда кто-нибудь есть по соседству. Мы еще и в комитете состоим по строительству Марнесской коммуны.

Ёста посмотрел на жену и ласково улыбнулся.

Джулия и Йерлоф недолго гостили у Энгстрёмов. С полчаса, может, чуть дольше.

— Ну так, — сказал Йерлоф, когда они усаживались в машину, припаркованную на улице перед домом, — теперь поезжай, пожалуйста, на Бадхусгатан. Там мы остановимся у автомастерской Блумберга, кое-что прикупим, потом двинемся дальше, к гавани.

Прежде чем завести автомобиль, Джулия посмотрела на отца и спросила:

— А зачем мы вообще сюда заезжали?

— Кофейку попили, вкусненького погрызли, — ответил Йерлоф. — Чем плохо? Да и потом, всегда приятно повидаться с Ёстой. Он же ведь тоже был капитаном и ходил на шхуне по Балтике — в точности как я. Нас, таких окаменелостей, теперь совсем мало осталось…

Джулия свернула на Бадхусгатан и поехала вдоль пустой улицы; на тротуаре не было ни одного человека, машин попалось тоже совсем немного. Перед ними в самом конце улицы виднелось белое здание гостиницы.

— Сворачивай туда, — приказал Йерлоф и указал налево.

Джулия включила поворотник и свернула на заасфальтированную площадку возле таблички с надписью «Автомастерская Блумберга». За столбиком с надписью было невысокое здание — автомастерская и магазин по продаже подержанных автомобилей. Несколько относительно новых «вольво» удостоились чести красоваться в витрине. Но большинство машин стояли на площадке, у каждой за ветровым стеклом — написанная от руки бумажка с ценой машины и пробегом.

— Собирайся, пошли, — сказал Йерлоф, когда Джулия затормозила.