Юхан Теорин - Мертвая зыбь

Он протянул книгу дочери, ту самую, юбилейную «Торговые перевозки Мальма. Сорок лет» с символической черно-белой картинкой: большое моторное судно, плывущее прямо на солнце, через бескрайний океан.

— А это вот единственное исключение — «Торговые перевозки Мальма». Мартин Мальм был капитаном, единственным, у которого хватило сил и средств на большое судно. Он создал свою собственную, хотя и небольшую, флотилию, которая вышла в океан. Он заработал денег и на прибыль тоже купил корабли. Так что в конце шестидесятых годов Мартин стал одним из самых богатых людей на Эланде.

— Да ну?! — удивилась Джулия. — Вот здорово.

— Но здесь не все так просто: никто не понимает, откуда он взял стартовый капитал, — сказал Йерлоф. — Я-то ведь знаю, что он был такой же, как все мы, — типичный эландский капитан, ничем не лучше. — Он указал на книгу. — Весной к юбилею компании Мальма напечатали вот это, — добавил он. — Поверни книгу, я хочу тебе кое-что показать.

На задней стороне обложки был короткий текст, который говорил о том, что это юбилейное издание о наиболее процветающей эландской судоходной компании. Под текстом — логотип: «Торговые перевозки Мальма». Над ним — силуэт — три летящие чайки.

— Посмотри на них, — сказал Йерлоф.

— Ну и что? — спросила Джулия. — Три нарисованные чайки, что здесь такого?

— А ты сравни-ка вот с этим, — ответил Йерлоф и протянул ей коричневый конверт. На нем была обыкновенная шведская марка, расплывшийся штемпель и адрес: «Капитану Йерлофу Давидссону, дом престарелых, Марнесс», написанный нетвердой рукой пляшущими буквами синими чернилами. — Кто-то оторвал верхний угол, но все-таки кое-что разглядеть можно. Вот тут осталась такая же чайка, вот, справа… Видишь?

Джулия посмотрела и потом медленно кивнула.

— А что это за конверт?

— В нем мне прислали сандалию, — пояснил Йерлоф, — ту самую.

Джулия быстро повернулась к нему:

— Ты же его выбросил? Ты при мне это сказал Леннарту.

— Ложь бывает черная, бывает серая, а эта, наверное, белая. Мне показалось, с него хватит и того, что он забрал сандалию. — И поспешил добавить: — Главное в том, что этот конверт фирмы «Торговые перевозки Мальма». И именно Мартин Мальм собственной персоной послал сандалию Йенса. Я в этом уверен и считаю, что звонил мне тоже он.

— Что? — удивилась Джулия. — Звонил тебе? Ты ничего об этом не говорил.

— Возможно, он мне звонил. — Йерлоф посмотрел на особняк. — Особенно нечего рассказывать. Просто кто-то звонил мне несколько вечеров подряд, и это началось как раз после того, как я получил сандалию. Звонивший все время молчал.

Джулия повертела конверт и посмотрела на отца.

— И что, мы сейчас его увидим?

— Надеюсь. — Йерлоф указал на большую белую виллу перед ними. — Мартин живет здесь.

Он открыл дверцу и выбрался на тротуар. На несколько секунд Джулия застыла, вцепившись в руль, потом тут же вышла из машины.

— А ты уверен, что он дома?

— Мартин Мальм всегда дома, — как-то странно ответил Йерлоф.

Холодный ветер с пролива обдал их сыростью. Йерлоф через плечо взглянул на море. Он не раз ломал себе голову над тем, каким чудом тогда, почти пятьдесят лет назад, этому черту Нильсу Канту удалось перебраться через пролив.

Нильс Кант засел в кустах на материке и рассматривал через пролив Эланд. Отсюда он казался тонким известняковым обломком на горизонте, которому грустно, наверное, так же, как и ветру, со свистом касающемуся крон деревьев. На другой стороне пролива все было залито солнцем, деревья зеленые, длинные пляжи сверкали, как серебряные нити.

Это его остров, и Нильс обязательно туда вернется. Не сейчас, но очень скоро, при первой же возможности, он был уверен. Он знал, что за содеянное его не простят очень и очень долго, и сейчас Эланд для Нильса, пожалуй, являлся самым опасным местом. И ведь он ни в чем, если разобраться, ни в чем не был виноват. Все произошло само собой, и Нильс просто не смог вмешаться в ход событий.

Толстый полицейский добрался до него в поезде и пытался сцапать, но не на того напал. Нильс оказался быстрее. «Самооборона, — шептал Нильс, глядя на свой родной остров, как будто бы разговаривая с ним. — Да, я застрелил его, но это была самооборона…»

Нильс замолчал и откашлялся. Слезы наворачивались ему на глаза, он с трудом сдержался, чтобы не разрыдаться.

Прошло двадцать часов после того, как он выпрыгнул из поезда на пустошь. Он невидимкой пробирался на юг острова, держась в самой глубине пустоши — здесь он чувствовал себя дома. Нильс старательно обходил подальше дороги, деревушки.

Не доходя километров десяти до Боргхольма, находилось одно место. В нем не было ничего особенно примечательного, кроме одного — это самое узкое место пролива. Пробираясь от дерева к дереву сквозь лес, Нильс подошел к воде. Ему повезло: он нашел порядком потрепанную рассохшуюся бочку из-под дегтя. У бочки была крышка, так что он смог сложить туда свои пожитки. В обнимку с бочкой Нильс сидел в лесу и дожидался темноты, потом он разделся, положил вещи в бочку и дотащил ее до холодной воды. Он вцепился в нее руками, распластавшись поверху, и поплыл, работая ногами, через пролив к черноте на горизонте. Там был материк.

Ему потребовалось не меньше двух часов, чтобы перебраться на другую сторону, но Нильсу опять повезло: поблизости не оказалось ни одной лодки, людей тоже не было, так что Нильса никто не видел. Когда он очутился в Смоланде, голый, с заледеневшими ногами, сил у него хватило только на то, чтобы вытащить вещи из бочки и заползти под ближайшее дерево. Потом он моментально провалился в сон.

Сейчас он проснулся отдохнувшим, хотя времени прошло, наверное, немного — было раннее утро. Нильс поднялся, ноги все еще ломило после заплыва, ну ничего не поделаешь — им опять предстояло поработать. Нильс понял, что он находился недалеко от Кальмара. А это опасно, ему надо держаться подальше от города. Наверняка в Кальмаре сейчас сновала куча полицейских патрулей.

Одежда Нильса высохла, он надел рубашку, свитер и ботинки и запихал бумажник в карман штанов. Деньги, которые дала ему мать, надо было беречь, потому что без денег, Нильс, никуда не спрячешься.

Обреза из «хускварны» при нем больше не было, он лежал на дне пролива. Когда Нильс находился примерно на полпути между Эландом и материком, он вытащил своего стального друга из бочки, подержал в руке обрезанные стволы, а потом бросил в воду. Вода сомкнулась — и «хускварна» исчезла.

Хотя патронов у него больше не оставалось, Нильсу все равно не хватало приятной тяжести оружия.

Он думал о своем растерзанном рюкзаке, сожалея и о нем тоже. Все его пожитки умещались в карманах брюк и маленьком узелке из носового платка — все, что он смог взять с собой.