Майкл Коннелли - «Линкольн» для адвоката

– О Боже, Майкл, неужели такое возможно?

– Много разных составляющих: порочный клиент, злобный, завистливый коп, глупый адвокат, соль и сахар по вкусу – вот и блюдо готово.

– Это Руле? Он убил?

– Я не могу обсуждать с тобой своих клиентов, Мэгз.

– Что ты собираешься делать?

– Не беспокойся, у меня все под контролем. Со мной все будет в порядке.

– А с Хейли?

Я понимал, о чем она. Она просила меня оградить от всего этого Хейли. Нельзя, чтобы девочка ходила в школу и слышала, как дети болтают об ее отце как о подозреваемом в убийстве, чье имя и лицо красуются во всех «Новостях».

– С Хейли все будет нормально. Она ничего не узнает. Никто вообще не узнает, если я разыграю все правильно.

Мэгги промолчала, и мне больше нечего было сказать, чтобы ее убедить или утешить. Я сменил тему разговора, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, даже ободряюще:

– Как там твой приятель Минтон сегодня после заседания?

Она ответила не сразу, видимо, не желая менять тему.

– Выглядел он прекрасно. Но Смитсон послал туда, к вам, наблюдателя, потому что это первый сольный выход Минтона.

Я удовлетворенно кивнул. Я как раз рассчитывал на Смитсона, который командовал ван-нуйсским филиалом и как начальник направил кого-то приглядывать за новичком Минтоном.

– Есть какая-нибудь обратная связь?

– Нет, пока нет. Во всяком случае, я не слышала. Послушай, Холлер, я действительно беспокоюсь насчет того дела. Ходят слухи, будто тебе предъявили ордер на обыск прямо в зале суда. Это правда?

– Н-да. Но не волнуйся. Говорю тебе, я контролирую ситуацию. Все закончится хорошо. Обещаю.

Я не сумел унять ее страхов. Она думала о нашей дочери и о вероятном скандале. Она также немного думала и о себе и о том, как это скажется на ее шансах продвинуться по службе, если ее бывшего мужа лишат звания адвоката или обвинят в убийстве.

– Если все полетит к чертям, ты ведь еще не передумала быть моим первым клиентом?

– Ты о чем?

– «Агентство по предоставлению лимузинов с шофером» под началом экс-адвоката. Ты поддержишь коммерцию?

– Холлер, ситуация не располагает к шуткам.

– А это вовсе не шутка, Мэгги. Я уже некоторое время подумываю о том, чтобы уйти из системы. Еще до того, как началась нынешняя заваруха. Я именно об этом говорил тебе в тот вечер. Не могу больше этим заниматься.

Последовало долгое молчание, прежде чем она ответила:

– Как бы ты ни поступил, мы с Хейли полностью тебя поддерживаем.

Я был тронут.

– Ты не представляешь, насколько мне важны эти слова.

Она вздохнула в трубку:

– Как тебе это удается, Холлер.

– Что именно?

– Ты судебный адвокат с сомнительной репутацией, дважды разведенный, с оставленной восьмилетней дочерью. И все мы тебя до сих пор любим.

Теперь надолго замолчал я. Вопреки всему я улыбался.

– Спасибо, Свирепая Мэгги, – наконец промолвил я. – Спокойной тебе ночи. – И повесил трубку.

Второй день судебного процесса начался с вызова в срочном порядке нас с Минтоном в кабинет судьи. Судья Фулбрайт хотела побеседовать только со мной, но правила ведения судебного процесса не позволяли ей общаться со мной с глазу на глаз о чем бы то ни было, исключив из беседы прокурора. Кабинет ее просторный, с письменным столом и отдельным гостиным уголком, окруженный тремя стенами полок с юридической литературой. Она велела нам занять места перед своим столом.

– Мистер Минтон, – начала судья, – я не могу приказать вам не слушать, но мне нужно поговорить с мистером Холлером, и надеюсь, вы не будете слушать или участвовать. Разговор не имеет отношения к вам и, насколько я знаю, к делу Руле.

Минтон, застигнутый врасплох, не понимал, как реагировать. Он удивленно открыл рот и сплел пальцы.

– Мистер Холлер, есть ли что-либо, что вам необходимо довести до моего сведения? Имея в виду, конечно, что вы сидите рядом с прокурором?

– Нет, судья, все в порядке. Извините, если вам вчера доставили беспокойство.

Я старался как мог изобразить на лице сокрушенную улыбку, как бы давая понять, что ордер на обыск – просто докучливый момент, причиняющий напрасные неудобства.

– Едва ли это можно назвать беспокойством, мистер Холлер. Мы вложили много времени в это судебное дело. Один лишь отбор присяжных… Надеюсь, все это не пойдет прахом. Я не намерена проделывать все заново. Мой рабочий график и так переполнен.

– Простите, судья Фулбрайт, – произнес Минтон. – Могу я просто спросить, что…

– Нет, не можете! – оборвала она его. – То, о чем мы говорим, не касается процесса, за исключением разве что хронометража. Если мистер Холлер заверяет меня, будто у нас нет никакой проблемы, тогда я верю ему на слово, не требуя подробных разъяснений. – Она многозначительно посмотрела на меня. – Могу я рассчитывать на ваше слово, мистер Холлер?

Я помедлил в нерешительности, прежде чем ответить. Судья намекала мне, что придется платить адскую сумму, если я нарушу слово и глендейлское расследование приведет к полному срыву процесса по делу Руле либо к судебному разбирательству с нарушением процессуальных норм.

– Даю вам слово.

Она встала и повернулась к вешалке в углу. Там на плечиках висела ее черная мантия.

– Хорошо, тогда вернемся к делу, господа. Нас ждут присяжные.

Мы с Минтоном покинули кабинет и вошли в зал суда со стороны секретарского стола. Руле ждал, расположившись на адвокатском стуле.

– Какого черта все это значит? – шепнул мне Минтон.

Он, конечно, прикидывался дурачком. Он не мог не слышать тех же самых слухов, которых набралась в кулуарах канцелярии окружного прокурора моя бывшая жена.

– Ничего, Тед. Одна чепуха, связанная с другим моим делом. Вы готовы сегодня завершить свою часть?

– Зависит от вас. Чем дольше вы будете нас задерживать, тем больше времени мне понадобится разгребать всю ту лапшу, которую вы тут навешаете.

– Хм, лапшу, говорите? Вы смертельно ранены, истекаете кровью и даже сами этого не сознаете.

– Я так не думаю, – доверительно улыбнулся он мне.

– Можете назвать это смертью от тысячи бритвенных порезов, Тед. Один такой порез не способен привести к летальному исходу. Но все дело в их количестве. Добро пожаловать в юридическую школу по делам о фелонии.

Я расстался с ним и двинулся к столу защиты. Не успел я сесть, как Руле взял меня в оборот.

– Зачем вас вызывала судья? – требовательно зашипел он мне на ухо.

– Ничего особенного. Она напомнила, как следует вести себя с жертвой на перекрестном допросе.

– С той женщиной? Она так и назвала ее – жертвой?

– Льюис, прежде всего говорите потише. Она действительно жертва в данном уголовном деле и на этом процессе. Вы, может, и обладаете редкой способностью считать себя ни в чем не виновным, однако же нам – ладно, пусть будет мне! – все еще предстоит убедить в этом жюри.