Майкл Коннелли - «Линкольн» для адвоката

Руле с самого начала повторял, что будет давать показания как свидетель защиты и опровергнет предъявленные обвинения. За ленчем он снова подтвердил свое желание, требуя, чтобы ему предоставили такую возможность. Я всегда осознавал риск, связанный с предоставлением клиенту возможности давать свидетельские показания. Это палка о двух концах. Все, что обвиняемый говорит, может быть обращено против него же, если обвинение сумеет истолковать это в свою пользу. Но я также знал, что какие бы предупреждения ни получали присяжные в отношении права обвиняемого хранить молчание, им всегда хочется услышать, как он уверяет, что, дескать, ничего подобного не совершал. И если лишить присяжных этого лакомства, они могут затаить на тебя злобу.

– Я хочу это сделать, – прошептал Руле. – Я справлюсь с прокурором.

Тогда я отодвинул назад свой стул и поднялся.

– Защита вызывает Льюиса Росса Руле, ваша честь.

Льюис Руле быстрым шагом двинулся к свидетельской трибуне, как баскетболист, извлеченный со скамьи запасных и отправленный к столу судьи-секретаря, чтобы, отметившись, влиться в игру. Он даже внешне – осанкой, позой, движениями – производил впечатление человека, горящего нетерпением получить возможность защитить себя. Он сознавал, что его настрой не пройдет незамеченным для жюри.

Покончив с необходимыми вступлениями, я приступил к существу дела. Отвечая на мои вопросы, Руле открыто признал, что пошел в бар «Морган» вечером 6 марта в поисках женской компании. Он не утверждал, что стремился получить услуги именно проститутки, но был не против и такой возможности.

– Мне и прежде доводилось бывать с женщиной, которой надо платить, – сказал он, – поэтому я ничего не имел против.

Он показал, что специально не стремился установить зрительный контакт с Реджиной Кампо, пока она сама не подошла к нему, когда он сидел за стойкой. Он заявил, что именно она была инициатором, но в тот момент это его не обеспокоило. Заигрывание было ни к чему не обязывающим. Кампо сообщила, что освободится после десяти и он может зайти.

Руле описал усилия, предпринятые им в течение следующего часа в «Моргане», а затем в «Фонарщике» с целью найти женщину, которой не пришлось бы платить, но сказал, что ему это не удалось. Затем он поехал по адресу, который дала ему Кампо, и постучал к ней в дверь.

– Кто открыл вам на стук?

– Она сама. Приоткрыла дверь и посмотрела на меня в образовавшийся просвет.

– Вы говорите о Реджине Кампо? Женщине, что давала показания сегодня утром?

– Да, совершенно верно.

– Через створ открытой двери вам было видно ее лицо?

– Нет. Она приоткрыла дверь, и в эту щель я не мог видеть ее лицо целиком. Только левый глаз и небольшую часть лица с той же стороны.

– Как именно была открыта дверь? Через эту щель вы могли видеть лицо женщины с правой или с левой стороны?

– Если смотреть от меня, дверная щель находилась справа.

– Итак, давайте еще раз убедимся, что мы полностью это прояснили. Щелка приоткрытой двери была от вас справа, правильно?

– Да.

– Таким образом, если она стояла за дверью и смотрела в щель, она должна была смотреть на вас левым глазом?

– Совершенно верно.

– Вы видели ее правый глаз?

– Нет.

– В таком случае, если бы она имела синяк, или порез, или иное повреждение на правой стороне лица, могли бы вы это заметить?

– Нет.

– О'кей. Что произошло дальше?

– Она увидела, что это я, и пригласила войти. Открыла дверь пошире, но по-прежнему стояла за ней.

– Вы могли ее видеть?

– Не полностью. Она использовала дверь как своего рода заслон.

– Что случилось дальше?

– Ну, там за дверью было что-то вроде тамбура или прихожей, и она указала мне на арочный проем в жилую комнату. Я направился, куда женщина указала.

– Означало ли это, что она оказалась позади вас?

– Да, когда я повернул в сторону жилой комнаты, Кампо оказалась у меня за спиной.

– Она закрыла дверь?

– Думаю, да. Я слышал, как дверь закрылась.

– А потом?

– Что-то ударило меня сзади по голове. Я упал и потерял сознание.

– Сколько времени вы находились без сознания?

– Наверное, долго, но ни полиция, ни кто-либо не сообщил этого мне.

– Что вы помните после того, как пришли в сознание?

– Я помню, мне было трудно дышать, и когда я открыл глаза, на мне кто-то сидел. Я лежал на спине, а какой-то человек сидел на мне. Я попытался шевельнуться и понял, что у меня на ногах тоже кто-то сидит.

– Что случилось дальше?

– Они по очереди твердили мне, чтобы я не двигался, и один из них сказал, что у них мой нож и, если я попытаюсь шевельнуться или бежать, они пустят его в ход.

– Правда ли, что вскоре явилась полиция и арестовала вас?

– Да, через несколько минут прибыли полицейские. Они надели на меня наручники и подняли на ноги. И вот тогда я и заметил, что у меня кровь на пиджаке.

– А как обстояло дело с вашей рукой?

– Я не видел, потому что руки были скованы наручниками за спиной. Но я услышал, как один из мужчин, из тех, что сидели на мне, сказал полицейскому, что у меня на руке кровь, после чего полицейский обернул мне руку пластиковым пакетом. Я это почувствовал.

– Как попала кровь на вашу руку и пиджак?

– Кто-то нанес ее туда, потому что я этого не делал.

– А вы левша?

– Нет.

– Вы не ударяли мисс Кампо кулаком левой руки?

– Нет.

– Угрожали ей изнасилованием?

– Нет, не угрожал.

– Вы говорили, что намерены ее убить, если она станет сопротивляться?

– Нет, не говорил.

Я надеялся почувствовать с его стороны хотя бы часть того жаркого и яростного возмущения, что увидел в нем в первый день, в офисе Си-Си Доббса, но Руле был холоден и уравновешен. Я решил, что, прежде чем закончить прямой допрос, мне придется действовать с напором, чтобы разжечь в нем хоть толику былого гнева. Ранее, за ленчем, я говорил ему, что хочу это видеть, и сейчас не вполне понимал, в чем дело и куда этот пыл подевался.

– Вы разозлены тем, что вам предъявили обвинение в нападении на мисс Кампо?

– Конечно же, разозлен.

– Почему?

Он открыл рот, но так ничего и не сказал, словно задохнувшись. Казалось, он задохнулся от возмущения тем, что я задал подобный вопрос. Наконец он заговорил:

– Что значит «почему»?! Вас когда-нибудь обвиняли в чем-нибудь, чего вы не совершали, а вы даже ничего не могли сделать, кроме как ждать? Просто ждать и ждать, неделями и месяцами, пока вам наконец не предоставят шанс явиться в суд и сказать, что вас подставили. Но там, в суде, выясняется, что вам надо опять ждать – пока обвинитель пригонит свору лжецов и заставит вас выслушивать их ложь. А вам остается опять смиренно ждать своего шанса. Конечно, вы разозлитесь, еще как! Вы будете злы как сто чертей! Я невиновен! Я этого не совершал!