Майкл Коннелли - «Линкольн» для адвоката

Михан подвел арестанта к свидетельской трибуне, секретарь суда привел его к присяге. Минтон тут же перехватил инициативу.

– Мистер Корлисс, вас арестовали пятого марта сего года?

– Да, полиция арестовала меня за кражу со взломом и хранение наркотиков.

– Вы сейчас находитесь в заключении?

Корлисс обвел взглядом пространство.

– Э… да нет вроде бы. Я просто нахожусь в зале суда.

Я услышал за спиной хриплый смешок Керлена, но больше никто его не поддержал.

– Нет, я хочу спросить: в настоящее время вы отбываете срок в тюрьме? Когда не находитесь в зале суда?

– Я прохожу программу реабилитации в режимном отделении окружного медицинского центра.

– Вы наркозависимы?

– Да. У меня зависимость от героина, но в настоящий момент я встал на путь исправления. Я больше не употреблял с тех пор, как меня арестовали.

– То есть уже более шестидесяти дней?

– Так точно.

– Вы узнаете подсудимого в этом данном судебном процессе?

Корлисс посмотрел на Руле и кивнул:

– Да.

– Почему вы его узнаете?

– Я встречался с ним в камере предварительного заключения, когда меня арестовали.

– Вы говорите, что после того, как вас арестовали, вы тесно сблизились с подсудимым Льюисом Руле, тоже арестованным?

– Да, на следующий день.

– Как это случилось?

– Ну, мы были оба в ван-нуйсской тюрьме, но в разных камерах. Потом, когда нас повезли в суд, мы находились вместе – сначала в автобусе, потом в судебном «загоне», а затем – когда нас вместе вывели в суд на первую явку. Мы были вместе все это время.

– Когда вы говорите «вместе», что вы подразумеваете?

– Ну, мы вроде как держались поближе друг к другу, поскольку были единственными белыми парнями в группе.

– Так, а вы о чем-то разговаривали, пока были вместе все это время?

Корлисс кивнул, и в тот же миг, одновременно с ним, Руле решительно покачал головой. Я предостерегающе коснулся его рукава, чтобы он воздержался от демонстраций.

– Да, разговаривали, – ответил Корлисс.

– О чем?

– В основном о сигаретах. Нам обоим хотелось курить, но в тюрьме не разрешают.

Корлисс с философским видом развел руками – мол, ну что тут поделаешь, – и несколько членов жюри, видимо, курильщики, улыбнулись и закивали.

– Вы дошли с ним до той точки сближения, когда поинтересовались у мистера Руле, что привело его в тюрьму? – спросил Минтон.

– Да.

– Что он ответил?

Я быстро встал и заявил протест, но так же быстро мой протест отклонили.

– Так что он вам сказал, мистер Корлисс?

– Ну, первым делом спросил меня, за что я сижу, и я рассказал. А потом я спросил, за что он сидит, и он ответил: «За то, что дал по заслугам одной суке».

– Таковы были его слова?

– Да.

– Он пояснил, что подразумевал под этими словами?

– Нет, больше он об этом ничего не говорил.

Я напряженно подался вперед, ожидая, что Минтон сейчас задаст следующий, вполне очевидный и логически вытекающий отсюда вопрос, но он этого не сделал, а двинулся дальше.

– Скажите, мистер Корлисс, было вам обещано что-либо – мной лично или канцелярией окружного прокурора – в обмен на ваши показания?

– Не-ет. Я просто подумал, что будет правильно, если я об этом сообщу.

– В каком состоянии находится ваше уголовное дело?

– Обвинения против меня по-прежнему в силе, но говорят, если я успешно пройду программу, с меня могут часть из них снять. По крайней мере по наркотикам. Еще пока не знаю, как насчет кражи со взломом.

– Но я ведь не обещал помочь вам в этом отношении?

– Нет, сэр.

– У меня больше нет вопросов.

Я сидел неподвижно, напряженно и неотрывно глядя на Корлисса.

– Мистер Холлер! Перекрестный допрос? – наконец подтолкнула меня к действию судья.

– Да, ваша честь.

Я встал и оглянулся на дверь, словно надеясь, что она отворится и оттуда явится чудо. Потом посмотрел на большие часы над дверью второго выхода и увидел, что они показывают пять минут одиннадцатого. Переводя взгляд обратно на свидетеля, я отметил, что пока еще не потерял Ховарда Керлена. Он по-прежнему сидел в заднем ряду, с той же пренебрежительной ухмылкой. Я понял, что это, наверное, его обычное выражение лица.

– Мистер Корлисс, сколько вам лет? – обратился я к свидетелю.

– Сорок три.

– Вас зовут Дуэйн?

– Так точно.

– Какие-нибудь еще имена?

– Когда я был подростком, меня называли Ди-Джей – Дуэйн Джеффри, понимаете?

– А где вы выросли?

– В Мезе, штат Аризона.

– Мистер Корлисс, сколько раз до этого вас арестовывали?

Минтон заявил возражение, но судья отклонил его. Я знал, что она полна решимости дать мне максимум свободы действий с этим свидетелем, поскольку именно защита, предположительно захваченная врасплох, являлась несправедливо обойденной стороной.

– Сколько раз до этого вас арестовывали, мистер Корлисс?

– Раз семь.

– Значит, вы за свою жизнь перебывали в целом ряде тюрем, не так ли?

– Да, так.

– Все они были в округе Лос-Анджелес?

– Ну, в основном. Но меня арестовывали еще и в Фениксе.

– Значит, вы не понаслышке знаете, как устроена система?

– Я просто стараюсь выжить.

– И порой «выжить» означает донести на своих товарищей, не так ли?

– Ваша честь? – снова воззвал Минтон, поднимаясь с места.

– Сядьте на место, мистер Минтон, – остановила его Фулбрайт. – Я дала вам свободу действий, чтобы наверстать упущенное, когда позволила пригласить этого свидетеля. Теперь мистер Холлер получает причитающуюся ему долю. Свидетель будет отвечать на вопрос.

Стенографист заново зачитал вопрос Корлиссу.

– Наверно, так, – ответил он.

– Сколько раз вы доносили на других заключенных?

– Не знаю. Несколько.

– Сколько раз вы давали показания в суде по вызову обвинения?

– Это вместе с моими собственными делами?

– Нет, мистер Корлисс. В пользу обвинения. Сколько раз вы являлись свидетелем обвинения против какого-нибудь своего товарища по камере?

– Я думаю, это четвертый раз.

На моем лице отразилось изумление и ужас, хотя я не испытывал ни того ни другого.

– То есть вы профессионал, мистер Корлисс, не правда ли? Можно сказать, что род ваших занятий – тюремный стукач-наркоман.

– Я просто говорю правду. Если я слышу, как люди рассказывают нехорошие вещи, то чувствую, что обязан доложить об этом.

– Но вы сами стараетесь заводить с людьми такие разговоры, чтобы они рассказывали вам эти нехорошие вещи, верно?

– Нет, не стараюсь. Наверное, я просто дружелюбный.

– Дружелюбный… То есть вы рассчитываете, что сидящие перед вами присяжные поверят, будто какой-то совершенно незнакомый человек вдруг начинает рассказывать вам, что влепил по заслугам одной суке? Я правильно понял?