Владимир Орешкин - Рок И его проблемы-2

Мне досталось, как всем, — два кубика благодатнейшей жидкости.

Они еще не растворились в крови, а я уже ненавидел их. Есть, есть в жизни место ненависти. Ненависть так же естественна, как естественно добро. И одно без другого не может существовать.

Ненависть, — мое оружие.

И ненависти — хватило. Она победила укольчик, когда тот еще и не начал действовать. Но снова пошел запах. Не такой гнусный, как прошлый раз, но его вредности хватило, чтобы наркоманы вокруг слегка поморщились.

Какое-то усилие было. И, наверное, оно вдохновило.

Я пошел в магазинчик, оставляя за собой след улетучивающегося амбре, подошел к прилавку и сказал:

— Две пачки красного «ЛМ».

— Вы из новой партии, — сказал продавец заискивающим тоном, — для вас две недели кредит, до первой зарплаты. Может быть, хотите чего-нибудь еще?

Совсем другой, почему-то, разговор.

— Нет, — сказал я.

Он выложил на прилавок обе пачки, и пожаловался:

— Никто ничего не покупает. Предполагалось, здесь будет центр торговли, старатели станут стоять в очереди, — но никому ничего не нужно. И такая большая текучесть кадров… Если так пойдет дальше, придется лавочку закрывать.

— Я вам сочувствую, — сказал я, потому что в этот момент на самом деле сочувствовал несчастному продавцу. Он так искренне печалился. И так вежливо, почему-то, говорил со мной.

— Если бы не виповцы, давно бы закрылись, — сказал продавец.

— Какие виповцы? — спросил я.

— Ну, если вы будете хорошо работать, и вам повезет, то станете жить не здесь, а в соседнем корпусе. Там у каждого старателя — своя комната, телевизор, холодильник. Виповец может даже девушек себе на выходные заказывать. Только никто из них ни разу еще ни одной девушки не заказал…

— Так на работе вкалывают, что ни на что другое сил уже не остается? — спросил я.

— Им видней, почему, — уклончиво сказал продавец. — Вы скоро все будете знать, лучше меня.

— Когда нам на работу? — спросил я.

— Завтра, — сказал продавец, — прямо завтра с утра и пойдете…

Бухгалтер оказался не из братков, это был представитель следующего призыва. И Колян, глядя на него, почувствовал эту смену поколений.

Был он в очках, без черной рубашки и золотой цепи на шее, — а в костюме, и при галстуке. И наверняка, при нем не было никакого личного оружия.

Но вид у него был до предела деловой и самоуверенный. Такому дать слегка поддых, и весь его гонор тут же слетит. Вот тогда-то можно будет и пообщаться, — когда он будет без этого своего гонора.

— С таким любопытством к вам летел, — жал он изо-всех своих хилых сил руку Коляну, — столько всего про ваши чудеса наслышался… Здесь можно открыто? Ничего, что я так, прямым текстом?

— Ничего, — добродушно разрешил ему Колян. Хотя так и подмывало двинуть его слегка, так, для острастки. Потому что салаг нужно воспитывать, если их не воспитывать, они начинают наглеть.

— Надеюсь, первым делом покажете их мне. Ваши чудеса…

— Может, давай на «ты», — предложил Колян. — Здесь у нас все по-простому, скоро сам увидишь. Жуем картошку с селедкой, пьем простую водку, и обращаемся друг к другу на «ты».

— Давай, — с легкостью согласился бухгалтер, и этой своей легкостью опять слегка разозлил Коляна. — Какая у нас программа?

— Ты с дороги не устал?

— Да какая дорога, разве это дорога, — тьфу.

— Тогда — в музей.

Музей соорудили для любопытствующего начальства, — и правильно сделали. Самому было иногда интересно поглядеть на всю эту трехомудию. И каждую неделю прибавлялось что-нибудь новенькое.

— У тебя кличка есть? — спросил Колян. — Как тебя братишки между собой зовут?

Бухгалтер улыбнулся Коляну смущенно, как несмышленому ребенку, которому нужно объяснить что-то до предела очевидное, что он сам давно уже должен знать. Улыбнулся и сказал:

— Мы теперь против кличек… По этому поводу была целая дискуссия в наших кругах, как раньше говорили — «базар». Большой базар был по этому поводу, и решили постепенно от кличек отказываться… Добровольно, конечно, кто хочет. Так что я Кирилл Николаевич Тихомиров. Короче, — Кирилл.

— На меня братишки тоже наехали, говорят, руководишь таким объектом, а все Колян да Колян… Не солидно… Да и не мальчик давно… Так что я согласен, но только это как-то не по понятиям. Вот, что меня смущает.

— Понятия тоже меняются, — сказал как-то очень многозначительно, бухгалтер.

Между тем, подъехали к музею. Ему отвели место недалеко от общежития старателей, чтобы зря не тратиться на заборы, колючку и охрану. Но музей, поскольку его постоянно посещали делегации, отделали по первому классу. Чтобы было не стыдно войти.

Если по-честному, музей — был слабостью Коляна. Что-то вроде дитяти, которому он отдавал всего себя. Без остатка.

Он сам бы толком не смог объяснить, почему так получилось, что пустяковое строительство так заняло его, так понравилось, что он считал его делом, чуть ли не чести.

Сначала, когда решили этим заняться, хотели отвести под него старое здание склада, расставить там столы и шкафы, покрасить полы, и, вроде, все.

Но на практике, ремонтом занимались все, даже братаны, которые ходили туда, типа на воскресник, — но попробуй не пойди, не повкалывай, когда просит об этом Колян, — а о мужиках и говорить нечего. Ремонтная бригада начинала пахать с первым светом, и заканчивала, когда становилось темно.

Специально из Москвы пригнали самолет с оборудованием. Колян за пару недель перед этим целый вечер листал толстый каталог и подчеркивал там карандашом все, что ему понадобится. По этому каталогу — и привезли.

Бабок на это удовольствие ушло немеренно. Но бабки были не его личные, так что жалеть не приходилось.

Получились паркетные полы, своя автоматическая котельная на мазуте. И поэтому — паровое отопление. Для посетителей завели огромные тапочки, которые можно было надевать прямо на сапоги, что не портить наборный пол. У каждого шкафа с экспонатами была персональная подсветка. На стенах висели приборы, измеряющие влажность, а один из них, самый главной, к которому стекалась вся информация, рисовал диаграмму изменения температуры, на ленте.

Кому нужна эта температура, и зачем, — никто не знал. Никому она не нужна. Но так было положено. Раз музей, так уж, чтобы все было по-настоящему…

Долго думали, как раскладывать находки, — в хронологическом порядке, или по темам. Нужно же это дело как-то просортировать, распределить как-то, чтобы не валить в кучу, а раскладывать с каким-то смыслом. Думали-думали, и решили устроить лотерею. Потому что, все равно ничего не придумали, ни тем, ни хронологии. Чушь какая-то получалась, и с темами, и этим временем.

Но с лотереей вышла хреновина, как-то нескладно она все выдала… Тогда разложили по размерам, вытаскивали из ящика экспонат и клали, вытаскивали следующий и клали рядом. Что не нравилось глазу, меняли местами. Тоже получилось плохо… Тогда смысл определил он, Колян. Как он понимал, что и где должно лежать, — так это «что» и лежало.