Том Нокс - Клуб адского огня

— Нам сюда, — сказала Кристина.

Роб разглядел небольшую дверь в дальнем конце помещения. За ней уходили вниз ступеньки. Он дал фонарь Кристине и включил свой. Два луча прорезали мглу.

Подвал оказался на удивление большим. Куда обширнее, чем музей над ним. Во все стороны вели коридоры с бесчисленными дверями. Роб провел лучом вокруг; на полках лежали черепки немыслимо древних горшков, осколки уродливых изваяний, копья, вазы и куски кремня.

— Это же просто необъятное подземелье!

— Да. Под Шанлыурфой сплошь древние пещеры; их тут используют вместо подвалов.

Латрелл наклонился и всмотрелся в сломанную фигурку, лежавшую навзничь, вперив злобный взгляд в верхнюю полку.

— Что это?

— Азаг. Чудовищный демон, насылающий болезни. Шумерский.

— Ну-ну… — Роб поежился, невзирая на жару. Ему хотелось, чтобы все как можно скорее кончилось — холодный страх перед тем, во что они ввязались, делался все сильнее. — Кристина, давайте пошевеливаться. Где тут эдесский подвал?

— Сюда.

Они прошли еще одним коридором мимо жестоко разрезанной римской колонны и множества стеллажей с вазами и горшками. Все было покрыто толстым слоем пыли. Кристина уверенно направилась в старейшую часть пещерного хранилища.

Вдруг путь им преградила большая железная дверь. Кристина принялась нажимать кнопки на пульте.

— Проклятье…

Было видно, как трясутся пальцы.

Роб посветил фонарем, чтобы ей удобнее было набирать код. В конце концов замок щелкнул, и дверь отворилась. Эдесский подвал встретил их жарким выдохом.

Воздух пах чем-то нехорошим. Слабо, неопределенно… Впрочем, запах, без сомнения, был органическим и неприятным. И застарелым.

Журналист постарался не обращать на него внимания. Они остановились, переступив порог. Ряды железных стеллажей уходили в глубь обширной пещеры. Большая часть хранившихся тут экспонатов размещалась в пластиковых коробках, помеченных названиями и номерами, но некоторые находки лежали как есть. Кристина называла кое-что из того, мимо чего они проходили: сирийские и аккадские богини; большая голова Анзу; часть нагой статуи эллинского периода. Призрачные руки и крылья, распростертые во мраке.

— Здесь ничего нового нет, — произнесла она чуть ли не с облегчением, быстро пройдя мимо последнего стеллажа. — Я это уже видела прежде.

— Тогда, пожалуй, будет лучше…

— Погодите.

— Что?

Кристина указала куда-то в темноту.

— Вот. Находки из Гёбекли.

Роб замер на месте. Его вновь посетило дурное предчувствие. Вспомнилась иракская террористка-смертница. Он на всю жизнь запомнил ее лицо, то, как она осматривалась, прежде чем взорвать заряд.

Латрелл почувствовал сильное желание уйти. Как можно скорее. А лучше — немедленно.

— Закройте дверь, — сказала Кристина.

Роб неохотно вернулся к выходу. Через минуту они снова были вдвоем, в самой дальней части музейного подвала, где хранилось то неведомое, что отыскал Франц.

То, что, по его мнению, следовало сравнить с ужасными черепами из Чайеню.

— Идите сюда. Взгляните.

Кристина осветила фонарем очень необычное изваяние. Женщина, лежащая с раздвинутыми ногами; влагалище у статуи было непропорционально большим и очень тщательно изваянным. Оно походило на рану, зиявшую в животе козы.

Рядом с женщиной стояли три зверя. Возможно, дикие кабаны. У каждого под брюхом торчал возбужденный пенис; звери окружали распростертую человеческую самку. Картина походила на сцену группового изнасилования.

— Это из Гёбекли, — прошептала Кристина.

— То, что ищем?

— Нет. Я помню, как мы обнаружили эти фигуры. Франц решил отправить их сюда. Он собирал все свои… самые странные находки в одном месте. Значит, и то, что он раскапывал по ночам, тоже должно быть где-то здесь.

Роб повел лучом фонаря налево, направо, потом опять налево. В воздухе висела взбудораженная пыль, лезла в нос и рот. Хмурые лики богов и злорадные — демонов встречали его взглядами и вновь скрывались в темноте. Журналист ничего не видел; впрочем, он понятия не имел, что именно нужно искать. «Безнадежно», — подумал он.

И тут же фонарь осветил большую полистироловую коробку, на которой маркером было крупными буквами написано «Гёбекли». Роб почувствовал, как у него заколотилось сердце.

— Кристина, — громким шепотом позвал он.

Коробка была задвинута в глубину широкой железной полки, к самой стене пещеры. Даже на вид она казалась тяжелой. Женщина потянулась за нею. Положив фонарь на другую полку, Роб поспешил ей на помощь.

Вдвоем они поставили коробку на пол.

Роб — у него тяжело и часто билось сердце — вновь схватил фонарь и принялся светить Кристине, снимавшей крышку. Внутри оказались четыре пузатых сосуда высотой до полуметра. Латрелл почувствовал острый приступ разочарования. Одна его половина жаждала какой-нибудь ужасающей находки. Чем гнуснее, тем лучше. Его журналистская половина; может быть, ребяческая.

Кристина извлекла сосуд.

— Это из Гёбекли?

— Несомненно. И, если это так, ему должно быть десять тысяч лет. Значит, у них существовало гончарное ремесло…

— Поразительно хорошо сохранился.

— Да.

Археолог осторожно перевернула находку. На боку оказалось интересное изображение — нечто вроде шеста с птицей на верхнем конце.

— Где-то я уже видела такое, — очень тихо произнесла Кристина.

Роб вынул из кармана мобильник и поспешно сделал несколько снимков.

Вспышки встроенного фотоаппарата вызывающе сверкнули в мрачном сумраке подземелья. Джинны и императоры встретили этот кратковременный наглый блеск неприязненными ухмылками.

Убрав телефон, Роб наклонился к коробке и вынул еще один сосуд с удлиненным горлом. Он оказался неожиданно тяжелым. Журналисту стало интересно, что в нем.

Какая-то жидкость? Зерно? Мед? Он повернул сосуд и посмотрел на горлышко. Закупорено.

— Открывать будем?

— Осторожнее!

Предупреждение запоздало. Роб почувствовал, что сосуд внезапно провис в руках — слишком уж резко он его повернул. Горлышко словно вздохнуло и упало на пол, затем образовавшаяся трещина раскрылась шире и прошла по всей длине пережившей несчетные века керамики. Сосуд разваливался прямо в руках. Просто-напросто крошился. Осколки падали на землю; часть из них сразу же обратилась в пыль.

— Боже мой!

Омерзительно завоняло. Роб закрыл нос рукавом.

Кристина направила луч фонаря на содержимое кувшина.

— Черт побери!

На полу лежало крохотное тельце. Человеческое — младенец в позе эмбриона. Трупик частично мумифицировался, частично превратился в вязкую массу, все еще продолжающую разлагаться после всех этих столетий. Вонь стояла такая, что Роба затошнило. Из черепа сочилась какая-то жижа.