Анатолий Ковалев - Иначе не выжить

– Я никому ничего не обязан, а ты начиталась каких-то старых романов о благородных разбойниках…

– Обещай мне. Криворотый! завопила она, пнув поднос со всем его содержимым, да так ловко, что не остался целым ни один бьющийся прибор. – Обещай мне, сука!

Она бросилась было к нему, но он предупредил попытку вцепиться ногтями ему в лицо, перехватил руку девушки и вывернул ее назад. Вбежавшие охранники оттащили пленницу обратно к дивану.

– Обещай мне! Слышишь? А иначе… – Настя недоговорила свое условие, потому что ей залепили пластырем рот.

– Вот и ладушки! – произнес он любимое словцо, зачем-то подмигнул ей, а потом приказал охранникам:

– Принесите новый завтрак! И не забудьте снять эту штуку! – усмехнувшись, он указал на собственный рот.

Федор приехал к Балуеву домой в назначенный час. Геннадий Сергеевич оказался не один. Он провел его в гостиную, где в широком мягком кресле восседал Мишкольц. Шеф листал какой-то заграничный журнал и поприветствовал вошедшего кивком головы. Федор сразу обратил внимание на маленький кожаный саквояж, стоявший перед Мишкольцем на журнальном столике.

– Это твой, – пояснил Балуев. Федор щелкнул замком. Саквояж был набит пачками долларов.

– Он должен их пересчитать при тебе и отдать расписку, – предупредил Геннадий. – Без расписки не уходи!

– Поликарп обязательно скажет: «Я верю моим друзьям!» – посмеялся Мишкольц. – Не купись на его доброе расположение. Заставь пересчитать деньги.

– Если скажет, что твоя расписка потерялась или он ее забыл, попроси дать новую расписку в получении денег, – продолжал наставлять Балуев.

Федор все это время молчал, безучастно разглядывая дорогие, искрящиеся костюмы обоих джентльменов. Сам он оделся по-простому: широкие серые брюки и черная водолазка. Балуев поймал на себе его взгляд и поинтересовался:

– Почему так оделся?

– На кладбище еду, – беспечно бросил тот. Джентльмены переглянулись.

– Та-ак! – Балуев обошел Федора сзади и сунул руки в карманы его брюк.

– Это что еще за фокусы? – Геннадий вытащил из одного кармана небольших размеров модернизированный наган, а из другого – стилет.

– Зачем же так, Федя? – по-отечески пожурил Владимир Евгеньевич. – Ты ведь можешь нас подставить.

– Машину обыскивать? – уничтожающе посмотрел на него Балуев. – Или сам головой будешь думать?

– Сам.

– Я поеду с ним, Володя! – заявил Геннадий Сергеевич. – Он в таком состоянии может дров наломать!

– Ты останешься здесь, – тихим голосом приказал Мишкольц. – У Поликарпа сегодня не самый радостный день в году. Ты хочешь ему доставить радость? Я не могу рисковать моим помощником.

– А им? – Гена мотнул головой в сторону Федора.

– Во-первых, никто не просил Федю занимать деньги у Карпиди, – здраво рассуждал Мишкольц, – а долг, как известно, платежом красен. Во-вторых, Шалун обещал подстраховать.

– А это разве не риск? – возразил Балуев. – Виталька может еще больше дров наломать! Ты что, его не знаешь?

– Мы с ним вчера обговорили все до мельчайших подробностей. Его ребята на рожон лезть не будут, но впечатление произведут.

Володя, как всегда, обезоружил, и Балуеву ничего не оставалось, как пойти на кухню и сварить всем кофе.

– Владимир Евгеньевич, – обратился к Мишкольцу Федор, воспользовавшись отсутствием Геннадия, – вы ничего не предприняли в отношении Насти?

Балуев просил его не приставать к шефу со всякими глупостями, но он не удержался.

– Мы не можем сейчас ничего предпринимать, – был ответ. – На текущий момент отношения с Питом Максимовских не сложились. Мы не имеем права ставить ему какие-либо условия.

Федор промолчал. Он не был посвящен в перипетии сильных мира сего. Он не знал, что помощником Пита на днях стала Светлана Кулибина, что она билась как рыба об лед, пытаясь договориться с Балуевым и Мишкольцем. Он и не подозревал, что отношения не сложились не из-за Криворотого, а из-за того, что тесто замесили на ревности и амбициях Балуева, на чистых помыслах Мишкольца, а потому и не выйдет общего пирога.

– Что ты собираешься делать с кассетой? – неожиданно поинтересовался Владимир Евгеньевич.

– Пока ничего, – соврал Федор.

– Не вздумай шантажировать Пита! Оторвет голову!

– Хорошо.

– Хорошо, что оторвет голову? – пошутил Миш-кольц. – Чем намерен заниматься дальше?

– Не решил еще.

– С нами не хочешь остаться? На тех же условиях. За полгода поднимешься так, что мать родная не узнает!

– Нет. Больше не хочу.

– Как знаешь.

Только сумасшедший мог отказаться от такого предложения. Мишкольц снова уткнулся в свой журнал, а Балуев наполнил гостиную ароматом вечного напитка.

– Я должен позвонить Поликарпу? – всполошился Федор.

– Не суетись! – Геннадий поставил перед ним чашку с кофе.

– Год назад я в точности обговорил с Карпиди дату, – напомнил Мишкольц. – Он тогда сказал, что будет ждать тебя до полуночи в своей резиденции на кладбище. Надеюсь, он помнит свои слова. Недаром именно сегодня вернулся в город. – Владимир Евгеньевич посмотрел на часы. – Половина одиннадцатого. Приедешь к нему в половине двенадцатого. Не надо показывать гробовщику, что мы слишком усердствуем.

– Но и медлить тоже опасно, – возразил Балуев. – В последнюю минуту Поликарп может выкинуть какой-нибудь фокус. Это вполне в его духе.

На Федора было страшно смотреть. Последние дни вымотали его окончательно, превратили в ходячий манекен. Он похудел, осунулся, светлые живые глаза потонули в черных колодцах, отпечатках бессонницы, стали неподвижными.

Джентльмены плохо себе представляли, что на самом деле творится с парнем, отнеся все на счет волнения от предстоящей встречи с Поликарпом.

Правда, Геннадий Сергеевич догадывался об истинной причине таких изменений в облике Федора, но не придавал этому особого значения. Любится – перелюбится.

Кому-кому, а • ему-то известно, что такое любовь, что такое страсть. Просто он умеет держать себя в руках и не намерен выворачиваться наизнанку. Каждый человек судит о ближнем по собственному опыту, не подозревая, что у ближнего, может быть, все устроено иначе. Один всю жизнь идет на компромисс и даже получает от этого удовольствие, для другого компромисс – казнь о двух лошадях и двух телегах, которые раздирают его на части!

– Пора! – сделав последний глоток, подвел итог Геннадий.

– В самом деле, – подтвердил Мишкольц, отодвинув свою чашку.

– Я готов, – отозвался Федор, так и не прикоснувшись к напитку.

Ни слова больше не говоря, он взял с журнального столика саквояж и направился к выходу.

Мишкольц снова принялся листать журнал, а Геннадий прилип к окну.

– Сел в машину, – комментировал он, – выезжает со двора. В хвост ему пристроился синий «джип».