Крис Хаслэм - Двенадцать шагов фанданго

Он закусил верхнюю губу, скорчил гримасу.

— Дурачит нас, — пробормотал ирландец.

Сара глубоко вздохнула:

— Если не здесь, Мартин, то где?

Я вздохнул:

— Сотню раз говорил тебе, что покажу то место тебе, тупому кретину.

Мерфи нанес мне сильный удар в скулу, я, не подумав, ответил ему тем же.

— Прекратите немедленно, черт возьми! — взвизгнула Сара.

— Он дурачит нас, не видишь, глупая сука! — заорал Мерфи, схватив меня за шиворот и ударив головой о щиток. — Думаю, нам нужно его прикончить и списать свои расходы.

— Мерфи, — заволновалась Сара. — Погоди. Подумай. Если ты его прикончишь, мы не получим ничего. Подумай. — У меня было ощущение, что она положила в умиротворяющем жесте на его руку свою ладонь, но я мог видеть только пластиковую поверхность.

— Скажи, где кокаин, Мартин, — настойчиво потребовала она.

Я попытался мотать головой:

— Нет. Я покажу сам.

Мне стало ясно, что подобная линия поведения раздражает их. Мерфи, пытавшийся продавить щиток моей головой, внезапно оставил меня.

— Черт с ним, — пробурчал он, качая головой и выбираясь из машины.

— Думай быстрее, иначе я не смогу больше его удерживать, — шикнула Сара, пока он обходил машину с трепещущими ноздрями.

Мерфи открыл дверцу и вытащил меня наружу.

— Время прощаться с жизнью.

Он действительно имел это в виду, и я сменил линию поведения:

— Кокаин на паромной переправе.

— Мне наплевать. — Он ударил меня в грудь и уложил на землю. Быстро бросил взгляды в обе стороны дороги и вытащил из куртки пистолет. Из уголка рта, в который я его двинул, капала тоненькая струйка крови. Он прикрывал ее языком и зализывал.

— Это паромная переправа, клянусь. — Мои клятвы стоили не больше, чем немецкие марки Веймарской республики, но это было все, чем я мог выкупить свою жизнь.

— Подонок. — Он передернул затвор и стал медленно спускать курок.

— Это пассажирская переправа. В шкафчике для личных вещей.

— Мерфи! — позвала Сара, вылезая из машины.

— Этого нет в чертовом шкафчике, — возразил он. — Мы хотим знать все.

— В шкафчике на переправе деньги, чуть меньше пяти кило кокаина в сумке «Пума». — Я видел вокруг себя жестяные банки из-под пива, осколки разбитого стекла, использованные презервативы и ненужные обертки, среди которых мне было суждено упасть. Ужасно, что приходится заканчивать свой жизненный путь здесь, на этой мерзкой мусорной свалке. Вселенная прекратит существование. Без особой боли. — Шкафчик не запирается на ключ, у него цифровой замок, номер записан на стене нужника. Вот что я собирался вам показать. — Попытался приподняться, но Мерфи посадил меня на колени.

— Что за паромная переправа? — переспросила Сара. Вокруг ее шеи все еще был повязан платок.

— Алгесирас.

— Что за нужник?

— Ближайшая к выходу средняя кабина, стена слева от очка. — Я тыкал рукой на север, восток, юг и запад.

Мерфи осмотрел дорогу и ухмыльнулся:

— Молодец. — Больше он во мне не нуждался.

— Погоди! — крикнул я.

— Отвяжись, — фыркнул он, выбирая себе мишень. Дуло пистолета отливало серебром. Место моего упокоения заслуживало элегии. Сара отвернулась, спрятала лицо в ладони.

— Но какой шкафчик? — закричал я.

Сара повернулась. Мерфи поднял пистолет и посмотрел на нее, потом на меня.

— Вы не знаете, какой шкафчик, — продолжил я. — Вот что я должен вам показать. Там чертовы сотни и сотни шкафчиков трех размеров, все они выглядят одинаково. Вы могли бы просто попросить охранника показать вам шкафчик, сказав ему номер замка, но он спросит, что в той сумке, а затем откроет ее, чтобы убедиться, что вы не лжете. Тогда вам каюк. Там доки всегда кишат полицейскими. Единственный шанс для вас — взять меня с собой, чтобы я вас провел к нужному месту. Решайте как хотите. — Я бросил взгляд на нее, потом на него — и снова на нее.

Мерфи поставил пистолет на предохранитель и спрятал в карман. Жизнь пробежала сквозь мои руки, как скользкая веревка, но мне удалось ухватиться за последний ее метр. Не знаю, сколько еще мне осталось держаться за нее.

— Я говорила тебе: думай быстрее, — приказала Сара. — Садись в машину и показывай, где шкафчик.

Я поднялся на дрожащие ноги.

— Мне хочется в уборную, поэтому покажу.

В позднее утро Алгесирас дурно пах. Неприятное дыхание от неудачно размещенного в годы правления Франко рафинадного завода ощущалось рядом с мерцающими из-за злонамеренных причуд атмосферы улицами. Субботнее утро наполнило пыльные улочки пареньками на мотоциклах и скутерах, а мостовые оставались местом, где судачили женщины и рефлексировали мужчины. Я видел, как они наблюдают за нашим проездом с линии открытых пригородных баров и удивляются абсурдности кратковременного соприкосновения наших орбит. Люди стояли и потягивали херес, а в пяти метрах от их начищенных до блеска туфель я боролся за спасение своей жизни.

Пока похитители пересматривали детали моей казни, я сосредоточился на осуществлении плана своего побега номер один. Если он сработает, я получу свободу, если же провалится, перейду без задержки к плану номер два. Этот план, наименее сложный из двух, заключался в том, что я просто побегу с криками о помощи. Важно, что я оказался в такой среде, где свидетелей больше, чем у Мерфи патронов, где я чувствовал себя лучше, чем на дороге в ущелье. Я тешил себя надеждой, что экипажи паромов сегодня не бастуют.

— Когда приедем на место, ты должен повести нас прямо к уборной, а затем к шкафчику, — проинструктировал Мерфи. — Я буду идти за тобой, как твой парень по вызову, и следи за тем, чтобы мы постоянно находились рядом.

Он порылся в кармане куртки, вытащил зловещую вещь, которая издавала клацающие звуки и блестела.

— Попытаешься сделать что-нибудь не то — я продырявлю твою спину. Что я сделаю с тобой после, не должно тебя волновать, но ты можешь быть уверен, что я уйду с сумкой. — Он сделал акцент на слове «уйду», как если бы у него были гарантии благополучного ухода. Я не оспаривал его убеждений.

План побега номер два был расстроен при помощи выдвижного пятидюймового кинжала с тонким лезвием. Раньше меня интересовало, носят ли такие ножи при себе люди старше шестнадцати лет. Теперь я знал: носят. Мерфи мог перерезать мой позвоночник и внести меня в уборную, как какого-нибудь накурившегося марихуаны наркомана. Лишь немногие из тех, которые заметили бы, как он тащит меня в толпе народа на переправе, остановились бы, чтобы узнать, зачем такой приличный мужчина, как Мерфи, связался с таким неудачником, как я. Они могли бы без особого энтузиазма последовать его примеру и протянуть руку отбросам общества. Часть моего мозга позабавила мысль о том, что, убив меня на публике, Мерфи вдохновит порядочных людей Коста-дель-Соль оказывать больше услуг тем, кто менее счастлив, чем они. Остальная же часть мозга ужасалась этому.