Крис Хаслэм - Смерть с отсрочкой

Гваделупе все утро ждала возвращения Ленни. Обмыла и одела покойного отца, оставив тело в постели, усыпанной свежими веточками розмарина. Днем должен прийти похоронщик, но ему она ничего не скажет. Убрала в комнатах, вымыла полы, растопила камины, покормила свиней, переоделась в туго облегавшее фигуру платье, высоко взбила волосы, наложила два слоя помады и выплыла в холл в ожидании своего мстителя.

— Что она говорит? — спросил Ленни, следуя за Сиднеем.

— Спрашивает, нашли ли мы нынче утром чьи-нибудь кости.

— Скажите, я припас для нее одну вкусненькую.

— Не скажу. Она спрашивает, будем ли мы обедать.

— Конечно. Что нынче в меню?

— М-м-м… для нас с мистером Криком форель, а для вас, очевидно, бифштекс, — с некоторым неудовольствием ответил Сидней. — Я бы сам с радостью съел кусок мяса. Бифштекс всего один?

— Один, — кивнула Гваделупе. — Только для него. Мне надо, чтоб он был сильным.

— Гм, ну да, — промычал Сидней.

Обед был подан на скошенной деревянной веранде, которая высоко нависала над белой водой в ущелье внизу. Сидней с Ником ели жаренную на решетке форель с хлебным соусом, лимонадом и какой-то купоросной подливкой, которой Ленни щедро полил гигантский обугленный бифштекс, окруженный теми же крошками жареного хлеба и увенчанный главной деталью — куском яичницы. Гваделупе наблюдала, как он ест, наполняя стакан специально заказанным светлым пивом и улыбаясь при каждом сделанном им глотке.

— Postre? — шепнула она, когда Ленни отодвинул тарелку.

Он вытащил сигареты из рукава футболки и покачал головой.

— Тут стоит уже, милая.

— Postre — это десерт, мистер Ноулс, — объяснил Сидней. — А пепельница — cenicero.

— Знаю, — соврал Ленни. — Просто перед десертом хочу покурить. — Он сделал длинную затяжку и встал из-за стола. — Извините меня, джентльмены. Англия ждет и так далее.

Ник с Сиднеем смотрели, как он следует за Гваделупе в ее будуар.

— В самом деле необходимо вот так вот подмигивать? — вздохнул Сидней.

— Будет посвистывать, когда вернется, — предупредил Ник. — Расскажите мне еще про золото.

Сидней поднял брови, вытащил фляжку из внутреннего кармана твидового пиджака, встряхнул перед глазами Ника в качестве приглашения.

— Я не пью. Забыли?

— Ах да. Замечательно. — Налил глоток арманьяка в винный бокал. — Как я понял, один симпатичный цыган по имени Ангел Виллафранка по приказу анархистов украл золото из дома Орлова. Если бы их руководство призналось, то сказало бы, что вернуло богатства, украденные не иностранной державой, а одним иностранцем. Понимаете, Орлов набивал свои собственные карманы. Начинались сталинские чистки — слишком много свидетелей слишком многих преступлений, — и Орлов знал, что его имя записано в расстрельных списках крупными буквами. Он нарочно указал в документах на двести ящиков меньше, чем вписали испанцы, тогда как фактически разница составляла лишь сотню. Рассчитывал, что русские так обрадуются бесплатному подарку, что не станут придираться к пропаже еще ста ящиков. Их отвезли в Валенсию и сложили в подвале местной штаб-квартиры русской разведки, где им предстояло лежать до запланированного Орловым побега. Вам, конечно, не надо рассказывать, что стало с бедными придурками, которые вели и разгружали машины. Я слышал, Орлов собирался плыть в Мексику, а оттуда ехать в США, но, лишившись своего пенсионного фонда, в конце концов очутился без гроша в Канаде. Очень досадно, так же, как и для анархистов, которые вскоре после совершенного ограбления поняли, что Виллафранка вор без чести и совести. — Сидней хлебнул арманьяка, фыркнул. — С первого взгляда было видно, что он не заслуживает никакого доверия. Знаете, небритый, длинноволосый, в тесных брюках… Ухватил куш, где-то спрятал. — Он махнул бокалом в сторону гор. — Далеко за линией фронта, так сказать.

— Как же вы его нашли?

— Виллафранка сам показал, — улыбнулся Сидней.

— Очень любезно с его стороны.

Старик вздернул брови, анализируя прошлое.

— У него особого выбора не было, — объяснил он. — Ну, пойду сосну. Только вы меня надолго не оставляйте. Не стоит перегружать работой похоронщика, правда?

Пока Ленни был занят, а Сидней спал, Ник проводил время, расхаживая по террасе в поисках вдохновения. Он знал, что должен быть более легкий способ найти тайник Виллафранки, чем ездить взад-вперед по случайным колеям, ожидая неверного шанса, что восьмидесятилетний старик припомнит картину. Проблема в том, что свидетель рассказывает не всю историю, а открытые главы в основном бесполезны. Сидней избирательно излагает правду, больше старается заинтриговать, чем снабдить информацией, описывает события так, будто сам при том не присутствовал. С самого начала говорит о войне объективно, полностью опуская собственное участие. Ник щелчком вышвырнул за перила окурок и решительно направился к комнате Сиднея.

— Впустите меня. Это Ник.

— Что вам нужно?

— Поговорить. Откройте.

— Я стараюсь немного поспать, мистер Крик.

— Некогда. После смерти поспите.

Послышался хруст старческих костей. Сидней устало шаркал к двери.

— Чего вам? — буркнул он, отодвинув засов.

— Разрешите представиться: Ник Крик, очень рад познакомиться, — объявил Ник. — Два года назад я напился в компании, сел за руль, не справился с управлением, автомобиль упал в реку Бур. Я убил свою жену и дочь, отсидел за это полтора года. Считал, что должен просидеть гораздо дольше, но, с другой стороны, как заметил судья, мысленно буду всю жизнь себя проклинать. Поэтому не пью, мистер Стармен. Это мой секрет. Почему бы вам не оказать мне такое же уважение и доверие, открыв свои секреты?

Сидней секунду смотрел на него, облизывая усы и быстро моргая в новых очках.

— Хорошо, — кивнул он наконец. — Может быть, прогуляемся?

Ушли недалеко. Сидней явно испытывал боль, спускаясь по грязной тропинке к реке. Дойдя до каменистого берега, прислонился спиной к валуну, объявил, что дальше не пойдет.

— Похоже, я быстро слабею, — признал он. — Знаете, эта поездка меня доконает.

Ник пнул камешек, сбросив в быстрый поток. Солнце плыло за западными пиками, и, хотя еще не было трех часов, в долину заползал сумеречный холодок.

— Боитесь? — спросил он.

— Смерти? Конечно.

Ник тряхнул головой:

— Нет, я спрашиваю, вы боитесь признаться в том, что тут делали? Ведь война была грязная, правда?

Сидней смотрел на воду.

— Я ехал в Испанию убивать немцев. Ни в чем не сомневался, никогда не прикидывался, будто имею какие-то политические убеждения, плевал на демократию, борьбу рабочих и прочее. Скажу лишь, что приехал сюда по ошибочным соображениям.

— Вы служили в Интернациональных бригадах, — кивнул Ник. — Сами сказали, что они сражались за благородные цели.