Дмитрий Вересов - Избранник ворона

Комиссар вопросительно посмотрел на Слонова и Олега Ивановича.

— Годится! — решил Вова. — Ну что, народ, кто по малинку желает?

Желающих набралось двенадцать человек — две трети агитбригады. В их числе и Линда с Нилом…

— Ау, я тут!

Нил поднял голову и невольно застонал — Линда стояла на крутом склоне у самой вершины холма, а за ее спиной виднелся острый обломок кирпичной стены.

— Зигги, ну же, иди сюда!

Это прозвище она подарила мужу за день до поездки вместе с альбомом прежде неизвестного ему английского музыканта Дэвида Боуи «Ziggy Stardust and the Spiders from Mars». Развернув бумагу, в которую была завернута пластинка, Нил обомлел: с обложки на него глядело лицо, конечно, изрядно отретушированное и подгримированное, дополненное сверкающим психоделическим нарядом и диким желтым хайром, но — его собственное! «Наконец-то я увидела твой истинный фейс, Давид Робертович, — сказала тогда Линда, утирая слезы, выступившие от безудержного смеха. — Отныне быть тебе Додиком». — «Помилосердствуй! — воскликнул Нил. — У нас и так за стенкой полна хата Додиков!» — «Тогда будешь Зигги-Звездная Пыль…»

— Да хватит уже! — крикнул Нил, задрав голову. — И так полное ведро набрали. Пойдем лучше назад!

— Ой, ну пожалуйста, пожалуйста! Тут такая красота!

Нил вздохнул, переложил потяжелевшее за какой-то час ведро в отдохнувшую руку и начал подъем.

Поравнявшись с Линдой, он поставил ведро, уселся на замшелый камень и достал погнувшуюся сигарету. Линда отошла на несколько шагов и застыла, глядя куда-то вниз. Он докурил сигарету, а она все не двигалась. Нил подошел к ней, тихо положил руку на плечо.

— Что с тобой?

— Ильинка…

Деревня под холмом опустела давно. Это было понятно и по отсутствию столбов с электропроводами, и по высоте деревьев, проросших на крышах и сквозь крыши. От деревянных домов остались закопченные трубы, сиротливо выглядывающие из буйной дикой зелени, от кирпичных — осыпающиеся красные стены с пустыми черными глазницами окошек. Дом, стоящий несколько на особицу и обнесенный чудом сохранившейся чугунной оградой, обращал на себя внимание. Это было длинное двухэтажное сооружение, на стенах которого кое-где сохранилась желтая штукатурка, с облупившимся прямоугольным фронтоном и высоким каменным крыльцом с монументальной дверью, крест-накрест заколоченной почерневшими досками. Над дверью косо свисали остатки черепичного козырька. Один столб под козырьком упал и теперь лежал поперек крыльца, расколотый на три части. Сбоку от входа Нил разглядел круглую, дырявую крышу беседки.

— Там была усадьба помещиков Ильинских, — прошептала Линда.

— Откуда ты знаешь? — спросил потрясенный Нил.

— Я не знаю. Я так думаю. Пошли. Не пройдя и пяти шагов, они наткнулись на удивительный малиновый куст, сплошь облепленный громадными, прозрачными, сочными ягодами. В лучах солнца, клонившегося к закату, ягоды отливали золотом изнутри. Мгновенно повеселевшая Линда принялась горстями сгребать золотистые ягоды и запихивать Нилу в рот. Он, недолго думая, последовал ее примеру. За считанные минуты они наелись до отвала, почти до тошноты, но остановиться никак не могли — нежная, ароматная, тающая сладость чудо-ягод была непреодолима…

— Ай! — вдруг воскликнул Нил, его голова нырнула под руку Линде и исчезла в густой поросли, следом посыпался сладкий малиновый дождь.

— Эй, ты что там делаешь?

— Лежу. Навернулся обо что-то.

— Так вставай, если можешь. — Сейчас, зажигалку обронил…

— Давай помогу.

Линда раздвинула зеленые прутики, и взгляду ее открылась ровно обтесанная поверхность. На гладком розовом камне проступала глубоко и четко высеченная изогнутая роза, а в полукруге стебля — православный крест.

— Зигги, ползи сюда! Гляди, чего я откопала.

В полуметре от камня вынырнула взъерошенная голова Нила.

— Вот он-то мне под ногу и попался… — Он вгляделся в изображение. — Э, да мы, мать, похоже, на старое кладбище попали. То-то малина такая нажористая…

— Тьфу на тебя!

— Успокойся, здешние бренные останки давно уже биологически пассивны. Даже косточки истлели задолго до нашего рождения.

— Гляди, а тут еще один камень. И крест поваленный…

Оли дружно присели на мягкую траву.

— Зажигалку нашел? — шепотом спросила Линда.

— Ага. Вот она.

— А сигарета есть?

— Держи.

Они замолчали, глядя друг на друга и пуская дым в чистое небо.

— Знаешь, мне вдруг в голову пришло… Если бы эти камни могли говорить, сколько всего они нам рассказали бы…

— Камни не говорят, — отозвалась Линда.

— Само собой…

— … но думают.

— Что-что?

— Думают. Лежат и думают. У них, видишь ли, много времени на раздумья…

— И о чем, интересно, они думают?

— Они думают о том, что люди, наверное, открыли секрет бессмертия и перестали умирать. Погост стоит, а никого не хоронят.

— Странно все это…

— Зигги, ты можешь пообещать мне одну вещь? — Какую?

— Если я… если я уйду первой, ты постарайся сделать так, чтобы меня закопали под тем камнем, с розой. Буду выращивать солнечную малину…

— Линда, прекрати, что ты несешь!

— Нет, не надо. Земля тяжела… Лучше отдай меня чистому огню, а пепел отпусти на волю, развей по ветру…

— Какая чушь!

— Без воли и ветра душа не живет… Зигги, сделаешь?

— Ты перегрелась…

Линда тряхнула головой и, резко качнувшись, встала.

— Извини, сама не понимаю, что на меня нашло, не придавай значения… Ой, побежали, наши, наверное, уже на дорогу вышли…

В конце августа все стройотряды вернулись в город, а второго сентября начались занятия в университете, однако, городской штаб работу не свернул. Линда, официально освобожденная от учебы еще на месяц, с утра до позднего вечера корпела над разного рода отчетностью и домой возвращалась усталая, голодная и злая. Она пулей пролетала через владения Яблонских, сразу за балконной дверью скидывала кроссовки или босоножки и переоблачалась в розовый халат, красноречиво вывешенный на дверях ванной комнаты. На столе ее ожидали бутылка пива, только что из холодильника, и что-нибудь вкусненькое на укрытой полотенцем сковородке. И лишь когда она, утолив первые голод и жажду, закуривала сигарету, начинала звучать негромкая восточная музыка, и словно джинн из кувшина материализовался Нил, прятавшийся доселе за высоким матрасом. На этот же матрас они обычно и заваливались после ужина, оставив мытье посуды на утро.

— Зигги, ты меня балуешь, — говорила Линда, целуя мужа.

— Не-а, проявляю элементарный эгоизм. Хочу приучить тебя к мысли, что и тебе придется именно так встречать с работы меня. Каждый вечер, много-много лет подряд. Даже когда я буду заслуженным старым пердуном, а ты…