Стив Берри - Измена по-венециански

И тут в ее мозгу вспыхнуло имя: Винченти.

— Вы даже представить себе не можете, насколько много нам известно, — сказала Витт.

— Мне и представлять ничего не надо. У меня есть вы.

— Я мало что знаю.

Зовастина думала иначе.

— Эли многому научил меня. Он рассказал мне то, о чем я раньше даже не подозревала, открыл мне глаза на прошлое. Думаю, он открыл то же самое и вам.

— Это не сработает. Вы не сможете подобраться ко мне через него.

Эту женщину нужно было сломить во что бы то ни стало. Весь план Зовастиной основывался на секретности. Если он будет раскрыт, это приведет не только к краху всех ее замыслов, но и к неизбежному в таком случае возмездию. Кассиопея Витт в данный момент представляла собой простейший и кратчайший путь к решению возникших перед Зовастиной проблем.

— Я поехала в Венецию, чтобы найти ответы, — сказала она. — Этот город назвал мне Эли. Он полагал, что останки, находящиеся в соборе, могут указать путь к подлинной могиле Александра Македонского, в которой, по его мнению, может находиться секрет древнего снадобья. Того, которое способно излечить даже его.

— Все это грезы.

— Но этими грезами он делился и с вами, не так ли?

— Он жив?

Наконец-то она задала этот вопрос!

— Каков бы ни был мой ответ, вы ведь мне все равно не поверите.

— И все же ответьте.

— Он не погиб в том пожаре.

— Это не ответ.

— Пока что вам придется довольствоваться этим.

Самолет, провалившийся в очередную воздушную яму, тряхнуло, но он неуклонно продолжал свой полет на восток. В салоне, кроме двух женщин, никого не было. Оба телохранителя Зовастиной, которые сопровождали ее в Венеции, были убиты, и теперь объяснять происхождение их трупов являлось головной болью Микнера и Римско-католической церкви. В строю оставался только Виктор — как всегда, верный и неутомимый.

Зовастина и ее пленница были во многом похожи. Они обе переживали за людей, больных СПИДом. Кассиопея Витт — до такой степени, что была готова рисковать своей жизнью, Зовастина ради этого решилась на рискованное путешествие в Венецию, поставив под угрозу и свою политическую карьеру, и саму жизнь. Что это — глупость? Возможно.

Но даже герои время от времени совершают глупости.

Центрально-Азиатская Федерация

8.50

Винченти спустился в лабораторию, которая по его указанию была сооружена под особняком. Сейчас здесь находились только он и Грант Линдси. Линдси прибыл сюда прямо из Китая. Там его миссия была закончена. Винченти сделал Линдси своим доверенным лицом два года назад. Ему был нужен верный человек, который следил бы за процессом поиска новых вирусов и антигенов к ним. И мог бы умиротворить Зовастину.

— Температура? — требовательным тоном спросил он.

Линдси взглянул на показания цифрового термометра.

— Стабильная.

Эта лаборатория была царством Винченти. Безмолвное стерильное помещение со стенами, окрашенными в мягкие цвета, и черным плиточным полом. По его центру стояли двумя рядами столы из нержавеющей стали. На полках рядом с автоклавом для стерилизации инструментов выстроились рядами бутыли, мерные стаканы, пробирки и другая химическая посуда. Тут же находилась центрифуга, электронное оборудование и два компьютерных терминала. Цифровая визуализация играла ключевую роль в их исследованиях.

Насколько же все изменилось со времен Ирака, когда, двигаясь путем проб и ошибок, они теряли столько времени, денег и сил! Нынешние компьютерные программы были способны воспроизвести практически любую химическую или биологическую реакцию, если только ввести нужные параметры. А за последний год Линдси достиг необыкновенных успехов, выяснив с помощью компьютера параметры ZH.

— Раствор — комнатной температуры, — рассказывал Линдси, — и они плавают в нем как сумасшедшие! Это просто потрясающе!

Горный бассейн, в котором Винченти обнаружил архей, подогревался термическими источниками, поэтому температура воды в нем не опускалась ниже тридцати восьми градусов. Воспроизводить бактерии и потом развозить раствор по всему миру, сохраняя этот температурный режим, не представлялось возможным.

Поэтому Винченти решил изменить археи. Он постепенно стал приучать их к более низким температурам. Любопытно: при комнатной температуре их активность замедлялась, опускаясь почти до нуля, но, оказавшись в человеческом кровотоке, температура которого обычно составляет около тридцати семи градусов, они быстро восстанавливали свои способности.

— Клинические испытания, которые я закончил несколько дней назад, — принялся рассказывать Линдси, — подтвердили, что бактерии можно содержать при комнатной температуре в течение очень долгого времени. Я держал их в заморозке более четырех месяцев, и они сохранили все свои свойства. Они обладают просто потрясающей способностью приспосабливаться к любым условиям!

— Именно поэтому они выжили — и в течение миллиардов лет ждали нас с вами.

Винченти уселся за рабочий стол и засунул мясистые руки в толстые резиновые перчатки манипулятора. Они оказались в прозрачном герметичном контейнере, находившемся перед ним. Воздух в лабораторию поступал через многослойные фильтры, очищающие его от всех посторонних примесей. Негромкое гудение воздушных насосов действовало почти гипнотически.

Точными выверенными движениями Винченти взял находящуюся в плексигласовом кубе чашку Петри с активной ВИЧ-культурой и вылил в нее субстанцию из второй чашки. Получившуюся смесь он поместил под электронный микроскоп. Небольшая настройка — и он получил искомый результат.

— Вирусу конец. Они прикончили его. Набросились на него, словно цепные псы, и растерзали в клочья.

Винченти знал: ключ к успеху — вариативность, биологические модификации. Несколько лет назад один юрист из Нью-Йорка объяснил ему, что ни минерал, ни растение — ничто, обнаруженное в природе, — не может быть запатентовано. Эйнштейн не мог запатентовать свою знаменитую формулу Е=mc 2, Ньютон не мог получить патент на всемирное тяготение. Это явления природы, доступные всем жителям Земли. Но генетически модифицированные растения, организмы, произведенные на свет руками человека, вполне могли стать объектом патента. В том числе — видоизмененная бактерия архея.

Совсем недавно он позвонил тому же самому нью-йоркскому юристу и велел ему начать процедуру патентования. Для этого необходимо получить одобрение Управления по контролю за пищевыми продуктами и лекарственными средствами, а американская система в этом отношении самая злобная в мире. По статистике только пять из четырех тысяч новых лекарственных средств, предлагаемых этому федеральному ведомству, допускаются до испытания на людях. И только одно из этих пяти получает право на жизнь.