Карлос Бальмаседа - Кулинарная книга каннибала

Но эти предостережения повар делал из чистой зависти: он даже не подозревал, насколько близки к истине его слова.

Первый камень в лоно спокойных вод был брошен рукой Пабло Марцолло, хотя не всегда легко понять, когда же начинаются неприятности: порой одного взгляда достаточно, чтобы возгорелось пламя раздора, одного слова хватает, чтобы вспыхнул костер, одно неверное движение приводит к самому жуткому взрыву. Ревность шеф-повара «Альмасена» росла незаметно, и в течение нескольких лет, если не считать какой-нибудь ироничной фразы или грубого комментария, ничего серьезного не происходило. Но когда Цезарь Ломброзо стал изменять меню в соответствии со своим капризным вкусом, начались проблемы. Сирота хотел вернуть в «Альмасен» кулинарные рецепты и химеры «Поваренной книги южных морей», постепенно рецепты, созданные его родом, вытеснили блюда, которые стал готовить Пабло, придя на работу в таверну. А поскольку Беттина всегда потакала желаниям своего племянника, одного слова Цезаря хватало, чтобы перечеркнуть все доводы повара, которые, стоит заметить, безупречно опровергались великолепным кулинарным искусством Цезаря. Порох таких язвительных взаимоотношений не мог лежать без дела, и очень скоро грянул взрыв.

В последние дни сентября 1995 года что-то удивительное происходило с погодой в Мар-дель-Плате: морской ветер, который в эту пору обжигает побережье холодным йодным дыханием, вдруг стих, температура установилась такая, словно наступило лето. Теплые ночи полнились запахом липы, свежий, несущий аромат флердоранжа ветерок гулял по улицам, и птицы, сбитые с толку, вернулись в родные края на несколько недель раньше срока. В эти дни что-то происходило с невинным телом Цезаря: едва он засыпал, как его начинали душить странные сны, он дрожал как осиновый лист, у него крутило живот, его терзал страх, и после беспорядочного ворочанья в постели он просыпался весь в поту и тяжело дыша. Это не мучившие его раньше кошмары, не призраки самых худших воспоминаний терзали его. Но ночь за ночью давал о себе знать тот самый непостижимый зов крови. Беттина проснулась, услышав, как Цезарь стонет во сне, она встала, накинула халат, вышла в коридор, остановилась возле комнаты племянника. Медленно вошла и приблизилась к кровати. Цезарь дрожал, глаза его были закрыты, дыхание сбивалось, он шептал какие-то бессмысленные слова. Женщина улыбнулась, наклонилась и легонько поцеловала его в лоб, а потом пристроилась рядом. Она провела, лаская, пальцами сначала по его щекам, потом по ушным раковинам, затем коснулась указательным пальцем губ, и Цезарь вдруг жадно облизнул его. Беттина медленно наклонилась и стала целовать его в губы, нежно, язык ее проник в его рот, а руки уже отбрасывали простыни, раскрывая тело сироты. Она, не переставая, целовала его, лизала, принялась наглаживать его напрягшийся член, смутное беспокойство охватило Цезаря, и он проснулся и посмотрел прямо в глаза Беттины. Она улыбнулась, он ответил тем же, но нервно, он трепетал от безликого удовольствия, которое охватило его. Беттина, напевая какую-то любовную песенку, стянула с него пижаму, разделась сама и легла рядом с племянником. Цезарь почувствовал, что его тетя превратилась в прекрасную дикую кошку, ее ненасытные губы играли с его телом, она заглатывала его отвердевший член, влажный язык воспалял его кожу, и эти округлые груди перед его глазами, и эти цвета черники соски, надушенная лавандой плоть, безостановочно колыхающиеся тугие бедра — и вдруг молния его крови, ударившая в самую глубину дрожащего тела Беттины, доставшая до самого дна ее пропасти, как если бы не было в этом мире иного более укромного места, которое она не смогла бы поразить.

Пабло Марцолло совершил большую ошибку: он позволил собственной ревности увлечь себя в бездну. Но когда он понял это, было уже поздно, слишком поздно. У него не было даже времени пожалеть об этом — последнее, что он увидел, — черный взгляд сироты Цезаря Ломброзо, глаза агатового кинжала прощались с ним со спокойным равнодушием палача.

Пабло Марцолло в конце концов взорвался, это случилось вечером 15 ноября 1995 года: Цезарь попросил его изменить рецепт «Филея под соусом из нежных трав со сливками и фланом из овощей». С ласковым спокойствием в голосе он поведал, что знает совершенный рецепт, отшлифованный многими годами и гением Лучано Калиостро, с добавлением жареного картофеля и моркови. И для пущего убеждения показал повару то, как нужно порезать филей, как покрошить эстрагон с петрушкой, лук-батун, кервель, как вымочить травы в воде с таитянским лаймом, как подрумянить на подсолнечном масле в духовке картофель и выдержанный итальянский сыр, такой как «Пекорино Романо». Пабло внимательно выслушал наставления сироты, в какое-то мгновение он даже купился на странную любезность, с какой Цезарь рассказывал про вкусовые комбинации, каждую приправу, каждую щепотку ингредиента, на тщательность, с какой он показывал технику и способы выполнения операций. Но что-то вдруг лопнуло в сердце Пабло: острый кол пронзил его грудь, и он взорвался, словно бурдюк, переполненный газом. Он разразился самой низкой бранью, словно какой-нибудь каторжник, выдавал одну грубость за другой; у Цезаря потемнело лицо, он уставился в глаза повару, не двигаясь и не говоря ни единого слова, спокойно дыша и напрягшись, словно кобра перед броском. Пабло прорвало: он ходил по кухне, извергая проклятия, размахивал руками, выкрикивал угрозы и грубости в адрес Цезаря и последнего из его предков. В конце концов огонь, который сжигал его разум, унялся, Пабло замолчал, зафырчал, как зажатые в узком прогоне кораля быки, досадливо сорвал с себя фартук и колпак и поспешно направился к выходу. Ему пришлось, чтобы выйти из кухни, пройти мимо Цезаря, который стоял неподвижно, словно каменное изваяние, их взгляды снова пересеклись. И в это мгновение исступленной ярости, пожирающей внутренности, Пабло Марцолло понял, что пора снова менять свою жизнь.

Но на этот раз у него уже ни на что не было времени.

Беттина Ферри больше двух часов разговаривала с Пабло, чтобы залечить его раны, которые все еще кровоточили, в конечном итоге она убедила его остаться, она поклялась ему, что племянник очень скоро позабудет о разговоре, полном желчи, и что через несколько дней, уже в более спокойном состоянии, они оба найдут способ не замечать те трения, которые явились причиной их ссоры. Рафаэль тоже выполнил свою роль посредника: он сходил к повару домой и объяснил, что нет поводов покидать корабль, следующий столь уверенным курсом, и лучше выбросить мусор раздора в корзину прошлого и продолжить движение. «Альмасен» работал на полную катушку, и нет никакого смысла придавать столько значения темпераментной дискуссии между двумя настоящими знатоками кухни.