Патрик Данн - Лилия прокаженных

— Вы даже не подозреваете, какое на нас оказывают давление. Мы сопротивляемся изо всех сил, но это все равно что пытаться остановить прилив. — Лицо Ашера омрачилось. — Некоторые люди пойдут на что угодно, лишь бы урвать свое.

Первое, что я увидела, войдя в единственную комнату центра, была статуя. Она стояла ко мне лицом на низкой сцене, с которой здесь иногда выступали чтецы и декламаторы. Гейл и еще один участник нашей археологической группы — Брайан Морли, долговязый аспирант в жеваной зеленой, смахивающей на ведерко шляпчонке — во все глаза рассматривали скульптуру. Раскрашенная и позолоченная, она была настоящим произведением искусства. Я не сомневалась, что передо мной образ Пресвятой Девы с Младенцем.

Мантия Марии, к моему удивлению, была ярко-красной, подпоясанное платье — сверху донизу золотистое; на Младенце — простая белая туника. Полные жизни и энергии цвета одежды уравновешивались нежными и естественными тонами кожи — здоровой розовощекостью ребенка и чуть подернутой румянцем бледностью женщины. Еще большее впечатление производило выражение лица: казалось, синие глаза пристально смотрят на меня, а губы слегка улыбаются. Мне стало немного не по себе — мы словно внимательно изучали друг друга.

Статуя была лишь чуть ниже меня. Центр тяжести приходился на левую ногу, правая — согнута в колене, проступавшем под тканью платья. Женственность позы подчеркивали плавные складки мантии; юбка, спускавшаяся почти до земли, повторяла ее мягкие, волнистые линии. Она стояла так потому, что к груди ее приник Младенец Иисус. Он в том возрасте, когда ребенок только-только начинает ходить, и такой же светловолосый, как мать. Левой рукой Мария поддерживала под попку малыша, который сосал молоко, положив одну ручонку ей на плечо, а второй сжимая грудь. Он отвернулся от зрителей, устремив глаза на мать. Склонив лицо к сыну, пальцами правой руки Мария придерживала расстегнутый лиф платья, чтобы грудь оставалась открытой. Контуры статуи напоминали латинскую S, с укороченной верхней и удлиненной нижней частью.

— Поразительные цвета, — сказала Гейл Брайану, когда я подошла к ним со спины. Она немного отступила и сфотографировала статую. Оба не догадывались о моем присутствии.

— А на мой вкус — слишком ярко. — Брайан снял очки и протер их краем футболки, словно от такого красочного зрелища могли остаться следы на линзах.

Под висевшим над статуей потолочным светильником позолоченная корона Марии превратилась в ослепительный нимб. С двумя зрителями, стоявшими, задрав головы, все напоминало сюрреалистическую сцену из фильма Феллини, название которого в тот момент вылетело у меня из головы.

— Нет-нет, она прекрасна, — прошептала Гейл.

— Гейл совершенно права, — поддержала я.

— Ой, это вы, Иллон, привет. А мы только что ее внесли, — сказала Гейл.

— Спасибо, водитель выручил, — добавил Брайан, возвращая очки на место. — Она тяжелее, чем кажется.

Я поднялась на сцену и обошла вокруг скульптуры. Сзади все детали были тщательно проработаны: мантия спадала вниз тяжелыми складками, не покрытые вуалью золотистые волосы заплетены в две толстые косы ниже пояса, а в них вплетены черно-золотые ленты, спускающиеся почти до края мантии. В тугих косах различимы пряди волос, совсем как настоящие благодаря слою специальной гипсовой грунтовки, которым скульптуру покрывали перед раскрашиванием.

Вблизи цвета ее одежд, ничуть не потускневшие от времени, производили совершенно поразительное впечатление. Красный цвет мантии трепетал и переливался, словно краску только что нанесли и она еще не просохла; от игры света и тени в складках позолоченное платье казалось сшитым из неведомой ткани, сотканной из золотых нитей. Только сейчас я обратила внимание на малозаметные детали: ряды мелких пуговиц на нижней поверхности рукавов; красные розетки с черной кромкой, украшавшие пояс и юбку. Рассматривать все это можно было часами, и дальнейшее знакомство пришлось отложить.

— Что, Брайан, находишь это безвкусным? — поинтересовалась я, сделав шаг назад и став перед сценой рядом с коллегами.

— Я предпочитаю без раскрашивания. Материал, из которого сделана скульптура, должен говорить сам за себя.

— Это твое личное мнение?

— Разумеется.

— Не обидишься, если я скажу, что последние несколько столетий таков общепринятый взгляд на скульптуру?

Он пожал плечами.

— Какая разница? Лишь бы мне самому нравилось.

— Неужели ты предпочитаешь черно-белые фильмы цветным?

— А при чем здесь кино?

— Возможно, не самое лучшее сравнение, но представь себе, что такие фильмы, как «Унесенные ветром» или «В поисках Немо», вдруг стали не по душе зрителям потому, что сняты в цвете. Трудно поверить, правда? В конце концов, их успех во многом объясняется «картинкой» — тем, как использовали цвет, добиваясь определенного эффекта. — Я кивнула в сторону статуи. — А в те времена подобной формой искусства была полихромная скульптура. Дошло?

— Вроде бы. И все равно: зачем скульптуры раскрашивать?

— Значит, не до конца. Ты продолжаешь считать эту статую вполне законченным произведением и без раскрашивания, как если бы оно было чем-то второстепенным, более того — излишним. Но средневековые мастера так не думали.

Брайан пожал плечами.

— Вы хотите сказать, что раскрашивание не менее важно, чем собственно резьба, — вмешалась Гейл.

— Даже важнее. При этом раскрашивание — всего лишь часть долгого и сложного процесса. Сегодня эта форма искусства практически утрачена. А в те времена все начиналось с того, что из подходящего отрезка бревна удалялась сердцевинная древесина, чтобы его впоследствии не повело и не появились трещины при высыхании. Затем вырезанную фигуру оклеивали тканью, обычно льняным полотном — иначе мог растрескаться грунт, наносившийся сверху в несколько слоев. Использовали особую белую гипсовую грунтовку. Покрывая ее штрихами и насечками, имитировали фактуру ткани, или — как у нашей статуи — пряди волос и планку с вышивкой на лифе платья. Из того же гипса отливали отдельные детали скульптуры — к примеру, лиственный орнамент короны или грудь, к которой прильнул младенец.

Я заметила, как Гейл и Брайан смущенно переглянулись. Неужто из-за того, что я упомянула женскую грудь?

— Те части, которые вырезались отдельно, как, например, фигура Младенца или руки Девы, крепились к основной секции шпонками или с помощью клея; места соединений заклеивались тканью. При раскрашивании, помимо пигментов, использовали сусальное золото и цветные глазури, добиваясь самых разнообразных эффектов. Конечной целью было создание образа, способного оказать глубокое воздействие на верующих.