Уоррен Мерфи - Остров Зомби

И тогда Хуанита шепнула на ухо кузену нечто такое, от чего он резко выпрямился. Движения его не напоминали больше медленное скольжение змеи перед броском – он подпрыгнул на месте как ошпаренный.

Потом сорвал с черного ящика синий бархат и швырнул накидку в лицо новому министру юстиции. Плюнул на мраморный пол. Потом на ящик. И наконец в лицо троюродной сестре Хуаните.

– Шлюха! – прорычал он. – Я превращу тебя в ничто.

– Какая разница, – спокойно проговорила женщина. – Ничто – это тоже что-то.

Хотя Корасон и обезумел от ярости, он все же помнил, что самые заклятые враги – это ближайшие сподвижники, и начал обычное представление с вращением ручек. Скрытые камеры и прочая тайная аппаратура англичан тут же заработали.

– Даю тебе последний шанс. Последний. Чье колдовство сильнее?

– Не твое. Не твое!

– Тогда прощай, – в сердцах сказал Корасон. – И посмотрим, чье колдовство победит.

Корасон слегка волновался. Он помнил, как долго не распадался делегат Умибии. Наконец Корасон нажал на нужную кнопку. Генератор заурчал, обеспечивая электричество и тем самим приводя в действие катодную трубку. Ее излучение, пронизав субстанцию, которую местные жители называли мунгом, обрели чудовищную силу. Эта сила заявила о себе треском и зеленым сиянием. Ярко-оранжевое платье, издав звук, подобный вздоху, опустилось на темную лужицу, которая еще совсем недавно была хозяйкой лучшего борделя Бакьи.

– Впечатляюще, – произнес доктор Джеймсон. – Мы хотим идти с вами рука об руку. Британия и Бакья – острова-побратимы. Заключим военный союз.

– Лгунья, – бубнил Корасон. – Лгунья, лгунья, лгунья. Она все наврала. Лгунья.

– Конечно, ваше превосходительство, но вернемся к главному... – твердил свое доктор Джеймсон.

– Главное – то, что лгунья понесла кару, разве не так?

– Так, конечно, – согласился доктор Джеймсон и откланялся.

За ним отвесили поклон и остальные англичане и один за другим покинули дворец. Но в гостиницу они направились не сразу. Обнаружив, что за ними следят южноафриканцы, англичане заманили их агентов, изображавших бизнесменов, на боковую дорогу, и там выпускники Итона хладнокровно расправились с бурами, жителями их бывшей колонии.

По мнению доктора Джеймсона, дело это было нехитрое. Вы как бы не замечали, что автомобиль конкурентов преследует вашу машину, прямиком направляясь туда, где уже ждала ваша засада, и когда преследователи собирались перекрыть вам дорогу, ловкие парни из засады, прицелившись из «вальтеров Р-38», всаживали пули в их недалекие лбы. Джеймсон со своими ребятами проделывал этот фокус множество раз – и не только с агентами враждебных держав, но и с союзниками – американцами, израильтянами, французами, канадцами. Но все это были мелочи. В шпионаже допустимо все – только не попадайся.

– Хорошая работа, – похвалил доктор Джеймсон своих людей.

Южноафриканец, обливающийся кровью после неточного выстрела, оторвавшего ему ухо, поднял руку, прося пощады. Другой рукой он вцепился в руль автомобиля, словно это могло спасти ему жизнь.

– Сожалею, старик, – сказал доктор Джеймсон, – Картрайт, исправьте свою ошибку.

– Сейчас, – отозвался человек с худым лицом. Ему было стыдно за неудачный выстрел. Он всадил южноафриканцу пулю 38-го калибра в правый глаз, лопнувший, как спелая виноградина. Голова африканца завалилась назад, тело обмякло.

Чистая работа. Доктор Джеймсон подбирал себе сотрудников с умом. Простая засада была для них делом обычным.

Они работали с чисто английскими четкостью и мужеством, их деловитость разительно отличалась от островного политического и журналистского разгильдяйства, и еще они обладали редким здесь качеством – компетентностью. Картрайт заглушил мотор машины южноафриканца.

– Ну, так что ж, расшифруем показания прямо здесь? – спросил подчиненных доктор Джеймсон. – Не стоит тянуть и посылать данные на родину. Прождем месяц и в конце концов выясним, что у дамочки, заправлявшей на острове неким веселым заведением, был туберкулез или еще что-нибудь в этом роде. Ну, как?

Вопрос был чисто риторическим. Доктор Джеймсон давно уразумел, что небрежно-равнодушный вид производит на окружающих большее впечатление и скорее приводит к успеху, чем героизм, и что лучше ставить вопросы, как бы советуясь, чем отдавать приказания. Никто из его команды ни разу не ответил «нет» или даже «может быть» на его вопросы.

Сначала занялись подслушивающим устройством.

– Хорошо бы знать, отчего так взбеленился этот черномазый бандит, – сказал доктор Джеймсон.

Корасон говорил с кузиной по-испански, а она отвечала ему на островном диалекте, весьма далеком от кастильского выговора, с большим количеством индейских слов.

Как ни странно, Корасон давал своей родственнице шанс на жизнь. Ей надо было всего лишь признать, что он могущественней всех на острове. И что еще удивительней: она отказалась это сделать на том основании, что они с Корасоном – уже мертвецы, так что нечего волноваться. Доктор Джеймсон покачал головой. Он сомневался в точности перевода.

Один из команды, специалист по местной культуре, заметил, что жители Бакьи по своей природе фаталисты, особенно те, что разделяют верования вуду.

– Переведите мне разговор дословно, – попросил доктор Джеймсон, набивая небольшую трубку табаком «Данхилл».

Помощник перемотал ленту на портативном магнитофоне, соединенном с подслушивающим устройством. И начал заново переводить с островного испанского на английский.

– Хуанита говорит: «Ты мертвец и скоро умрешь. Никакой особенной силы у тебя нет. Ты – мальчишка, Мимадо». – Так на острове говорят про испорченного шалуна. – «Ты просто хвастун. И ничего из себя не представляешь. Уселся силой в президентское кресло. Но когда ты встретишься с настоящей силой, ты проиграешь». Корасон: «Не смей так говорить». А она продолжает: «На острове победит сила гор. Религия нашего народа. Вуду. Победят живые. Святой человек с гор – он станет большой силой. Он должен быть королем. Но есть еще другая большая сила, она поможет святому человеку стать королем. А ты проиграешь». Что-то вроде этого. Не очень ясно. А Корасон опять: «У тебя еще есть шанс», – на что она ответила: «А у тебя – нет» – и вот тогда он и уничтожил бедняжку.

– Любопытно, – сказал доктор Джеймсон, – кто этот человек с гор? И кто – другой, посторонняя сила, которая возведет на трон человека с гор? И почему женщина не стала поддакивать важному родственнику?

– Наверное, это выглядело бы для нее как отречение от своей веры, – предположил помощник.

– Все очень странно, – продолжал доктор Джеймсон. – Ее вера исчезла с ее смертью. Надо было сказать этому маньяку все, что ему хотелось услышать.