Теренс Стронг - Смерч над Багдадом

Но сейчас под нажимом американцев его посадили на хвост уважаемому иракскому бизнесмену, который то ли имеет, то ли нет какие-то связи с разведкой Саддама Хусейна, которая, в свою очередь, ровно ничем не угрожает его собственной стране.

По мнению Грутаса, ради этого вовсе не стоило ни свет ни заря вытаскивать его зимним утром из теплой постели подружки. Только преданность боссу, Нико Легакису, не позволила ему сказаться больным.

Он любил Нико и уважал его. Истинный король полицейских, несмотря на маленькую лысую головку и бледное крысиное личико с торчащими усами, Нико, даже в своих коротеньких штанишках, был настоящим профессионалом. Иногда Грутас думал, что Нико Легакис — единственный человек в отделе, который серьезно относится к работе.

У офиса Халеда Фаделя задержались трое мужчин, вытащили какую-то бумажку, посмотрели на номер дома.

Верный долгу Грутас подключил тройной кабель, поправил линзы камеры, навел фокус, нажал на кнопку. Раздались три щелчка. Хватит. Он сильно сомневался, чтобы хоть кто-то в отделе удостоил снимки беглым взглядом.

— Кажется, здесь, — решил Мойлан.

Стеклянная дверь была зажата между кафе и магазинчиком, торговавшим одеждой для яхтсменов. Крутые ступеньки вели в офис, располагавшийся на первом этаже. В приемной греческая матрона-секретарша с выкрашенными хной волосами и огромными золотыми серьгами поливала растения в горшках.

— Кон Мойлан к господину Фаделю.

Она сладко улыбнулась.

— О да, он вас ждет. Сюда, пожалуйста.

Из окна офиса Халеда Фаделя открывалась панорама продуваемой ветром гавани. Под ногами расстилался сливочного цвета ковер, гармонирующий с бежевыми стенами, украшенными морскими пейзажами. Вся прочая обстановка офиса представляла собой сочетание мягкой черной кожи, хромированного металла и дымчатого стекла.

Сам Фадель сыпал из пакета гранулированный корм в гигантский аквариум с тропическими рыбками, возвышающийся позади стола.

Когда секретарша доложила о посетителях, он выразил искреннюю радость.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — говорил Фадель, указывая на длинный бархатный диван.

Он был маленьким, худеньким, в черном, сшитом на заказ костюме, который сидел на нем как влитой. Держался нервно и словно все время извинялся за то, что все не так хорошо, как хотелось бы. На вид около пятидесяти, коротко стриженные черные волосы блестят от бриолина, физиономию украшают маленькие усики на манер Саддама Хусейна.

— Мой друг Нассир считает, что я могу вам помочь, — сказал он, опускаясь в кресло и подпрыгивая на сиденье.

Мойлан внимательно разглядывал его, ожидая, пока он угнездится.

— А я считаю, что это мы вам можем помочь. Мы приехали с предложением.

— Ах да. — Он наконец перестал ерзать, маленькие темные глазки насторожились. — Как вам понравилось на Мальте?

Ирландец пропустил вопрос мимо ушей.

— Теперь вам понятно, зачем я здесь?

Фадель многозначительно притронулся к мочке уха.

— Я взял за правило обсуждать конфиденциальные деловые проблемы за кофе. Где-нибудь в спокойном уголке. Тут в гавани есть прекрасное местечко. Только, надеюсь, я правильно понял, какого именно рода товар вы предлагаете? Редчайшая вещь в наши дни.

Мойлан нахмурился, пытаясь разгадать двусмысленные намеки.

— Я думал, не такая уж редкая.

— Действительно, мистер Мойлан, — вежливо продолжал Фадель, — предложить такой товар могут многие, однако в последнее время я не встречал никого, кто согласился бы его поставлять.

— Я готов поставлять, — заявил Мойлан.

— Когда?

— Скоро.

— А цена?

Обсудим. — Мойлан позволил себе сухо улыбнуться. — Но недешево.

— Разумеется, нет. — Фадель встал. — Давайте продолжим за кофе.

Он повел их вниз по лестнице, они прошагали под ветром по улице два квартала, вошли в дорогой ресторан. В этот утренний час за столиками было пусто. Единственной живой душой оказался старый кот апельсинового цвета, слонявшийся между ножками стульев, словно в лесу среди деревьев.

Пока официант накрывал на стол, Фадель хранил молчание, а когда заговорил, это был другой человек и речь его звучала четко и решительно.

— Простите все эти увертки, мистер Мойлан. Я должен быть чрезвычайно осторожен. Моя страна переживает не лучшие времена. Знаете ли, что мой офис сканируют каждое утро? Пока никто ничего не обнаружил, но я не могу рисковать. Я — уважаемый и пользующийся доверием человек, имею массу друзей среди греков. А вот американцы — тьфу! Принуждают своих партнеров по НАТО к сотрудничеству! Что бы вам ни говорили, мистер Мойлан, я не шпион. Я искренний патриот и верный член партии Баас. Партия сделала мне много хорошего. Партия всегда хорошо относится к своим верным членам. Поэтому мой долг — сделать все, чтобы помочь своей стране и партии, когда они нуждаются в помощи.

«Дерьмо собачье», — подумал Эвери, но признался себе, что поверил бы Фаделю, если бы Стаффорд Филпот не раскрыл карты.

— Поэтому, — продолжал араб, — наша сегодняшняя встреча будет первой и последней. За границей нас, тех, кто может помочь нашему вождю в трудный час, осталось не так уж много. Скажите мне точно, что великая Ирландская республиканская армия может предложить Ираку?

Странно и фантастично прозвучали эти слова в пустом ресторане Пирея мрачным зимним утром. По спине Эвери пробежал озноб, и он вдруг понял, что они с Корриганом сделали дело. Лошадь накрылась бизоньей шкурой.

Мойлан поколебался, глянул сперва на Эвери, потом на Корригана, сидевшего с подчеркнуто беззаботным видом. В сущности, не следовало бы им это слышать. Он глубоко вздохнул.

— Мы планируем устранить британского премьер-министра и всех членов кабинета.

София Папавас, лежа голой в постели, наблюдала, как ее годичной давности друг выходит из душевой кабинки и кружит по тесной захламленной квартире, собирая разбросанную накануне вечером одежду. И черный кот, свернувшийся теплым клубком у ее бедра, тоже наблюдал за ним.

Надо признать, у этого полицейского красивое тело. Гладкое, мускулистое, с тонким налетом черного пушка на груди и ногах. Андреас Грутас не стыдится демонстрировать его, с несказанным удовольствием красуется перед зеркалом для бритья, слегка прикрываясь полотенцем, прекрасно зная, что она на него смотрит. Конечно, он не страдает отсутствием извечного греческого мужского самолюбия и самоуверенности.

Она не против и даже поощряет такую уверенность. Но с чем уж никак нельзя смириться, так это с надменной полицейской походочкой. Просто смех, особенно когда он голый и кочерыжка покачивается на ходу, как жезл у регулировщика уличного движения.