Джонатан Мэйберри - Фабрика драконов

— Ты у нас знаток душ человеческих, вот сам и скажи.

— Если бы я мог вычислить логику, движущую умом политика, я бы уже издал бестселлер и годами не вылезал из ток-шоу с лекционными турне.

— Пони бегают по кругу, дрессировщики — от них?

— Это еще посмотреть, кто за кем бегает. Ты сам-то как, Ковбой?

— Я? Не нравится мне то, как события набирают оборот. И насчет Большого Боба переживаю.

— Мы можем как-то связаться с больницей и навести о нем справки?

— Не следует. Он там под чужим именем, чтобы ДВБ не нашло. За ним присматривает Черч. Будет нас информировать.

У Руди побелели костяшки стиснутых на руле пальцев; через каждые несколько кварталов он на меня озирался.

— Да, — произнес я в конце концов.

— Насчет чего? — якобы не понял он.

— Насчет Большого Боба. И Департамента безопасников. Именно так я себя и ощущаю.

— Ты можешь все выплеснуть. Это нормально.

— В нужное время, — кивнул я. — И в нужном месте.

— А сейчас как бы… не время?

— Нет.

— Даже со мной?

— Руд, — сказал я, — ты мой лучший друг и душевный целитель, поэтому перед тобой я, в отличие от других, как на ладони. Ты можешь меня о чем угодно расспрашивать, и, возможно, когда-нибудь я сам тебе все выложу. Но только не сейчас.

— Тебя сегодня здорово прессует, Ковбой. Ты уверен, что должен все в себе ворошить?

Я в ответ кивнул.

— Когда солдат возвращается с фронта, первым делом на него наседают специалисты-психологи и выведывают все точки излома. Там щупают, сям; выспрашивают, пробуют разговорить, чтобы отделить его от стресса боя, оградить от гула сражения.

— Ага, — сказал он, слегка нахмурясь. — Получается, мы все еще в бою?

— Типа того.

— То есть еще не ясно, кто кого?

— Пока нет.

— Тут что-то большее задействовано, чем ДВБ? Какие-то там русские и иже с ними?

— Иже с ними.

— Ах вон как. И пока не время разбирать полеты?

— Точно.

Он кивнул. Руди вообще лучший из попутчиков. Он знает, когда надо прекратить перетирать тему и как дать человеку свободно дышать даже в тесноте малолитражки. Остаток пути мы ехали молча. От главной автострады свернули на запад, а затем к северу; проехали, словно наугад, паутиной ничем не примечательных дорог, пока Руди не вывернул на какую-то окольную сельскую грунтовку, по которой мы в конце концов и выбрались к возвышенности с небольшим частным аэродромом. После череды поворотов машина выкатилась гуда, где метрах в тридцати стоял изящный «лир джет» — судя по всему, из новых.

Трап был уже спущен, а на его верхней ступеньке сидел пилот, прихлебывая кофе из бумажного стаканчика и почитывая при этом «Форбс». Когда мы припарковались, он свернул журнал в трубку и спустился к нам.

— Капитан Леджер? — Пилот протянул руку. — Марти Ханлер.

— Марти, извините, как? Ханлер? — улыбнувшись, удивленно спросил я. — Уж не писатель ли?

— Он самый.

Руди присвистнул. Шпионские детективы Ханлера неизменно возглавляли списки бестселлеров. Четыре романа были экранизированы; ДВД с тем из них, где играет Мэтт Дэймон, я держал у себя дома.

— Вы как, с нами? — не поверил я.

— Так надежнее, — пояснил он. — Я сам поведу эту птичку.

Руди ошарашенно моргнул.

Ханлера, судя по всему, забавляла наша реакция.

— Мне тут позвонил давний приятель, попросил, чтобы я вас подкинул.

— Приятель? — все так же ошарашенно переспросил я.

— Ну да, ваш босс, Дьякон.

— А он… вы с ним в друзьях?

Ханлеру было под шестьдесят — редеющие седые волосы, кирпичный загар, пронзительно-голубые глаза, безупречные зубы.

— Ребята, — он залихватски подмигнул, — не всегда же я книжки писал.

— A-а, — только и протянул я.

Рукопожатие оказалось крепким, как железо. И вообще выправка у Ханлера была такая, какую я видел лишь у профи старой закалки. Типа «был там-то, делал то-то, схоронил тех-то». Удалая, стало быть, выправка.

— Грузимся, — кивнул он решительно, — Дьякон просил добросить вас до Денвера.

— Ну, удачи, Джо, — произнес Руди.

Я ошеломленно обернулся.

— Как, а ты разве не со мной?

Тот покачал головой.

— Шеф говорит, я ему нужен здесь — помогать разгребать текучку.

— А кто же поможет разгребаться тебе?

— Мой добрый друг Хосе Куэрво.

— Что ж, — вздохнул я. Мы крепко стиснули друг другу руки. — Смотри не высовывайся попусту и стерегись хвостов.

— А ты береги спину, Ковбой.

— Всегда.

— Ребята, быстрее с сантиментами, — поторопил Ханлер. — А то птичку пора поднимать на крыло.

Я в ответ изобразил мах крыльями; тот понимающе улыбнулся. Через три минуты мы уже были в воздухе, держа курс на запад, к Денверу.

Завод по розливу «Макнейл-Гандерсон уотер »,

Ашвилл, Северная Каролина.

Две недели назад.

Эстер Николс была женщиной нервной. Двадцать лет она отвечала за линию розлива на крупном заводе под Ашвиллом. Она служила здесь и тогда, когда Макнейл выкупил завод у обанкротившейся газировочной фирмы, которая построила цех в пятидесятые; и когда «Гандерсон груп» выкупила у предприятия половину акций во время бума девяностых на минеральную воду. К той поре, как ее из контролера линии повысили до зав производством, она пережила уже три проверки Управления по контролю за продуктами, два аудита и одну забастовку профсоюза транспортников. Все это, разумеется, сказывалось на нервах, но работа есть работа, и производственные шторма лишь закаляли ее характер.

Теперь же она была не на шутку напугана.

И дело не в неулыбчивости инспекторов по контролю за качеством, нагрянувших вдруг от Гендерсона и буквально нависающих над линией на каждом этапе бутилирования. И не в страхе, что налоговая, не ровен час, проведает о новом оффшорном счете, который открыл ей Отто Вирц.

Беспокоило Эстер незнание того, что находится в той воде. Отто вроде говорил, будто все в порядке, но при этом на его изуродованном шрамом лице играла такая улыбка, что Эстер невольно насторожилась. Эта картина теперь преследовала ее день и ночь.

Стоя на металлических мостках, она, вцепившись в поручень, смотрела вниз на разливочный цех.

«Макнейл-Гандерсон» принадлежало три завода — два в Северной Каролине и один в Вермонте. Этот был самый крупный — масштабное предприятие, второе по производству бутилированной воды на всем Юге. Под руководством Эстер выходило и отгружалось тысяча двести бутылок в минуту. Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Пускай и капля в ста семидесяти миллиардах литров воды по мировой индустрии розлива, но зато высокорентабельно.

Собственно, минеральной водой ее завод не занимался. Он осваивал куда более прибыльный рынок очищенной воды. Эстер лично отслеживала установку самых передовых систем очистки обратным осмосом, а также оборудования по усилению вкуса и устранению привкусов через активированный уголь. Вода стерилизовалась озоном, затем проходила через реминерализацию и уже после этого наконец жидким золотом стекала в пластиковые бутылки. Производство было полностью автоматизировано; всем циклом управляла лишь горстка механиков и контролеров качества.