Таня Карвер - Суррогатная мать

«Одновременно на два фронта работает, сучка», — про себя усмехнулась она.

Софи подошла к воротам, вошла и, пройдя по дорожке к дому, скрылась за дверью.

Она переключила внимание на автомобиль. Мелькнули фары, машина развернулась, через мгновение она должна будет проехать мимо нее. Анни прижала бинокль к глазам, стараясь рассмотреть лицо водителя, прежде чем тот успеет уехать.

— Боже мой…

Клейтон. Никаких сомнений, это был он.

Мысли в голове лихорадочно метались. Она схватилась за телефон, приготовившись звонить. Но кому? Этого она не знала. Филу? Самому Клейтону? И что она ему скажет? Спросит у него, что происходит?

Она вздохнула и опустила мобильный. Нет. Она подождет до утра и тогда уже сама с ним поговорит.

Она сидела и следила за домом, не ожидая уже, что здесь может случиться что-то еще. Мысли продолжали беспорядочно кружиться. Она уже не мерзла. Ей было жарко.

А еще она злилась.

Клейтон слишком быстро после нее оказался с другой женщиной. И тот факт, что между ними ничего особенного не произошло, значения не имел. Это было демонстрацией неуважения. И не только. Женщина, с которой он сейчас был, оказалась впутанной в дело об убийстве. А это уже серьезно.

Теперь она точно не заснет.

Она продолжала наблюдение. И строила планы.

Что ты делаешь в темноте?

При звуке этого голоса Эстер вздрогнула и открыла глаза.

— Я…

Она не могла ответить на этот вопрос. На самом деле, чем она занимается? Она опустила глаза. Ребенок лежал в своей колыбельке, где она его и оставила. Она стояла над ним.

— Смотрю на ребенка.

В темноте?

Она часто заморгала. Она понятия не имела, сколько уже здесь стоит. Похоже, она снова отключилась.

— Когда я начала смотреть на него, было еще светло.

Ее муж недовольно заворчал.

Ты приготовила ужин?

— Обед…

Она снова взглянула на ребенка. Он не шевелился, дыхание было слабеньким. Но он вел себя тихо.

Ну?

Она посмотрела в сторону кухни.

— Сейчас сделаю.

Она осторожно, чтобы не разбудить малыша, укрыла его одеялом до самого подбородка и включила обогреватель на газе из баллона. Потом прицепила лампочку, какими пользуются для работы электрики, к бортику ванночки в головах у ребенка, чтобы видеть его из любого места. Лампа ярко светила, и от нее шло тепло. Ребенок был хорошо освещен, но теперь она заметила проступившую на голых кирпичах и камнях влагу, которая поблескивала и стекала вниз по стене над обогревателем. «Скоро в доме станет достаточно тепло», — подумала она. Ребенок был укутан достаточно хорошо.

Должно быть, она смотрела на неподвижное дитя уже давно. Такое уже случалось, когда она надолго без движения замирала на месте. Теряла чувство времени. На этот раз она не заметила, как угас день и ему на смену пришел вечер. Она не слышала, как вошел муж. Но странно было не это. Обычно Эстер воспринимала его, как какой-то голос у себя в голове, само собой возникало его присутствие, и она сразу же знала, что он уже здесь.

Она еще раз взглянула на ребенка и довольная тем, что с ним все в порядке, пошла в ту часть комнаты, где у них была кухня. Ее муж сам сделал это для нее. Он установил стены из гипсокартона, чтобы отделить кухню от остального помещения, а из того, что ему удалось найти во время своих походов, сделал еще полки и шкафчики. В зоне кухни он даже покрасил голые кирпичные стены в белый цвет. Ей понравилось. Она считала, что это придавало помещению более домашний вид. А теперь, когда они стали настоящей правильной семьей, это было важно.

Она стояла посреди своей кухоньки. Она ничего не приготовила. Огляделась по сторонам, пытаясь сообразить, что можно было бы сделать быстро. На стойке лежало два освежеванных кролика, в корзинке — немного овощей. Этого будет достаточно.

— Как ты… как насчет тушеного кролика? — сказала она, закрыв глаза и надеясь, что муж не заметит, что она еще ничего не готовила.

Он снова заворчал.

Я хочу есть. Прямо сейчас. Мне все равно, что это будет, лишь бы ты сделала это побыстрее.

Она кивнула и заторопилась: быстро включила плиту и поставила на нее кастрюлю с водой. Потом оглянулась. Ребенок лежал в кроватке неподвижно и не издавал ни звука. Это хорошо. С сознанием того, что с ним все в порядке, она занялась приготовлением ужина.

Потом, после того как они с мужем поели, а она вымыла посуду и убрала со стола, Эстер вернулась к ребенку. Она все время держалась от него поблизости. Во время ужина она постоянно вскакивала и подходила проверить, как он. Ее муж по этому поводу несколько раз недовольно фыркнул, но ничего не сказал. Она только улыбалась про себя. Вероятно, он все же оказался понимающим мужчиной.

Пока она неотрывно смотрела на ребенка, ее муж куда-то ушел, опять оставив ее с малышом одну.

Он уже очень давно не хныкал. После того как она поменяла пеленки и покормила его, он вел себя очень тихо, погрузившись в состояние, которое она, качая его на руке, считала сном. Она вспомнила, что, перед тем как отключиться, она рассматривала его, а он лежал с закрытыми глазами, оставив только узкую щелку, через которую были видны белоснежные белки закатившихся глаз. Он был таким крошечным, таким беззащитным. Она могла делать с ним все, что угодно. Могла убаюкивать его, могла согреть, могла крепко обнять. Или обвить пальцами его горлышко и перекрыть воздух этому маленькому хилому тельцу. Все, что угодно. Эта мысль неожиданно пронзила ее, вызвав резкий всплеск адреналина в крови. В ее руках была власть над жизнью и смертью. Она могла выполнять роль Бога.

Власть. Первый раз в ее жизни. При этой мысли она улыбнулась. Неудивительно, что люди проделывают такой долгий путь, чтобы иметь детей.

Эстер смотрела на него, размышляя, что делать. Ей хотелось взять его на руки. В конце концов, все матери так делают. Но он, лежа здесь, выглядел таким умиротворенным, почти не двигался, даже почти не дышал.

Только теперь она сообразила, что с ним может быть что-то не так.

Она склонилась ниже и придвинула лампу, что рассмотреть его получше. Розовых пятен на лице, кажется, стало меньше. Теперь его кожа была синюшного оттенка, и на ней добавилось желтого. Эстер не думала, что это правильно. Это совершенно определенно не совпадало с тем, как дети выглядят по телевизору. Что-то тут было не так.

— О боже, о боже…

Она беспомощно огляделась по сторонам. В ней росла паника, ей хотелось, чтобы здесь был муж, но его не было видно. Ей придется справляться с этим самой.

— О боже… О боже…

Что же делать, что же делать? Она посмотрела вниз на спящее дитя. К доктору она понести его не может, она это понимала. Она ненавидела докторов, с ними в ее жизни были связаны одни только неприятности. Тогда что? Может, его надо покормить? Она посмотрела на часы. Нет. Поменять подгузник? Никакого запаха она не чувствовала. Взять его на руки? Да. Это показалось ей очень хорошей идеей. Что теперь? Подержать его. Почему? Потому что так делают все матери, напомнила она себе. Потому что от этого деткам становится лучше.