Олег Егоров - СМОТРЯЩИЙ ВНИЗ

– Здравия желаю, ваше превосходительство, – пробормотал я, поднимая чарку.

– Да! – Кефиров выпил и продолжил: – Таковы греки! Одиссей отдавал себе отчет, какие препятствия возникнут на его многотрудном пути. Ну, или догадывался. Лень и Страх – вот Сцилла и Харибда нашего бытия.

– И менты, – уточнил Гудвин.

– Но что ожидало Одиссея в конце его жизненного пути?! Что ждало его, как отравленная змея в каменной засаде?! – вопросил, поглядывая на нас торжествующе, Кефиров.

– Заначка? – предположил Гудвин.

– Пенелопа! – Кефиров вскочил и обежал вокруг стола. – Одиссей, конечно, знать этого не мог! Но Гомер знал! Он вывел себя в образе слепого верного пса и кинулся наперерез хозяину, чтобы предупредить его! Но он, слепой жалкий пес, не мог говорить! Он мог только сочинять гекзаметром!

– Да! – Гудвин тронул повязку, прикрывавшую выбитый глаз. – Не повезло мужику!

– Выпьем же за тех, кто в море и никогда оттуда не возвращается! – провозгласил Кефиров. – За вечных странников, братия! За Агасферуса!

– Собирались эллины толпою на далекий остров Сахалин… – Я подцепил из банки опенок и уронил обратно.

Таких банок с опятами каждую осень присылала ящика три-четыре аспиранту его тетка. Чтоб было чем закусывать.

– В магазин бы сходить, – озаботился Гудвин состо­янием наших дел.

– Лучше за водкой сбегать! – возразил Кефиров.

Взаимопонимание за столом достигло абсолюта. Гудвин с Кефировым засобирались: кто в магазин, кто за водкой. Причем Кефиров прихватил с собой метлу. После их возвращения в моем сознании опять наступила долгая зимняя ночь.

Когда я проснулся, а может, и не проснулся, Гудвин истязал банку с опятами.

– На работу опаздываю! – налегая на консервный нож, пропыхтел он. – Рождество скоро! А там и Крещение не за горами! Богомольцев будет невпроворот! Золотое время!

Кефиров храпел на топчане. На груди у него лежала черепаха Му-Му. На черепахе стоял пустой стакан.

– Лёнь! – позвал я бродягу.

– Дался тебе этот «Метрополь»! – Он отодвинул банку и обнял меня, присев рядом. – Ну, чего ты маешься?! Ну, погибли твои ребята! Все под Богом ходим! Рождество вон скоро!

– М-да! – не разлепляя век, произнес Кефиров. – Амальгама! Книга отражений! И зеркала страниц! Осталось там что-нибудь?!

Что-то, разумеется, осталось.

– Есть фамилии бытовые, – сразу насел на Гудвина аспирант, – и есть – ярко окрашенные. Задающие персонажу изначальную характеристику. Злодеям авторы склонны давать отталкивающие фамилии. Это упрощает. Возьми хоть «Капитанскую дочку»… Мог писатель наречь фамилией Швабрин положительного героя?! А Яго?! А Смердяков?! Чувствуешь, чем пахнет?!

Гудвин принюхался.

– Зря ты их над газом повесил, – заметил он.

– При чем тут носки?! – Кефиров опрокинул стакан. – Смысловая нагрузка важна! Скрытый вербальный договор с читателем, понимаешь?! Вот у тебя какая фамилия?!

– Мошонкин. – Гудвин захрустел моченым яблоком.

– Нейтральная фамилия, – квалифицировал аспирант. – Бытовая.

К вечеру не без труда я уговорил Гудвина отвезти меня все же в ресторан.

В ресторане все было мне знакомо. Даже яркие живописные фрески.

– Саня?! – Официант при виде меня перекрестился. – А мы тебя похоронили!

Перекрестился он почему-то слева направо. Не знал, что он католик. Кисть его была в гипсе.

– Иначе говоря, меня здесь не ждут, – огорчился я.

– Иначе говоря, твоя могила на Митинском кладбище! – подхватил меня под вторую руку целовальник. – Участок сто сорок… Забыл! На бумажке где-то записано! Намедни девять дней отмечали!

В отдельном кабинете, куда я был сопровожден Гудвином и официантом, все мне душевно обрадовались. Тронутое кресло-качалка приветливо кивнуло. Задетый портрет покосился в мою сторону. Книжные полки протанцевали вокруг тур вальса. А потом и вовсе пошло несусветное.

– Белый танец! – объявила вешалка, подхватывая меня в свои объятия. – Рон де дам! Авек во кавале!

Очнулся я на диване, и очнулся не до конца. Все было словно во мгле. Но я успел заметить, что появились и другие посетители. Ресторан, видно, был привокзальным. Напротив за столиком сидел джентльмен в белом, и у ног его дожидался чемодан. Джентльмен заказывал. Официант, почтительно прислушиваясь, чиркал в блокноте.

– Радедорм – две на ночь… Витаминную смесь регулярно… Рудотель по одной днем каждые четыре… Бульон крепкий… Больше чаю… Никакого алкоголя ни в коем случае! – цедил вальяжный денди.

«Трезвенник, – поморщился я. – Видно, что англичанин. Или – печень больная».

– А свежее пиво «Балтика»?! – попробовал было предложить официант.

– Вы что?! – подскочил капризный англичанин. – Уморить его хотите?!

«Кого же это можно «Балтикой» уморить?! – подумал я сквозь дрему. – Слышал бы его мой сосед Кутилин!.. А «Балтикой» никого уморить положительно невозможно!»

– Капли Вассермана?! – пытался еще на чем-нибудь сделать план официант.

– Вотчала?! – спросил привереда. – Нет. Валидол разве. По мере.

Сделав заказ, джентльмен с чемоданчиком удалился.

– Сань, может, хочешь чего? – Официант робко тронул меня за плечо.

– Яду, – попросил я. – Крысиного. Без тоника. У меня крыса в мозгу.

– Ну, спи! – Официант погасил ночник. – Если что – я рядом.

И снова наступила долгая зимняя ночь.

По возвращении из параллельного мира я узнал подробности моих похорон. Хронику печальной моей планиды с той стороны, что была ему освещена, поведал мне Кутилин. Первым скорбную эстафету успел донести участковый наш Егоров. Всех опередил. Далее подключились средства массовой информации.

– Целый день в новостях только о тебе! – приврал Кутилин. – Интервью с кем-то… Черный ящик – хрен поймешь! Потом из банка твоего стали названивать, родственников искать. В финале я на опознание поехал.

– Опознал? – Я прицелился и попал ногами в тапочки.

– Опознал, – сник мой сосед. – Ты не подумай чего! Сначала-то я заартачился. «Не берусь, – говорю, – по костям и каким-то обрывкам ткани подлинник определить!» А там следователь из прокуратуры, сом такой зубастый…

– Коронер?

– Точно! Эта фамилия! Вредный такой еврей! Прижал меня и с подвохом спрашивает: «А по особым приметам?!» Ну, чувствую, сейчас пятнадцать суток впаяет с конфискацией!.. И подписался. Взял грех.

Свою реляцию Кутилин закончил выносом газеты. Газета была приобретена им на следующий день и оставлена для памяти. В подвале первой полосы под общим заголовком «Срочно в номер!» между заметками «Повара убило обломком плиты» и «Покупать на рынке творог становится опасно» траурной художественной рамкой был обведен рассказ «Драма на Ходынском поле»: «Во вторник утром при взлете с территории авиационной выставки «Ходынка» потерпел катастрофу вертолет «Ми-2» частного аэроклуба «Стрекоза», на борту которого находились пилот 1-го класса Н. Журавлев и двое пассажиров: охранник «Дека-Банка» А. Угаров и госпожа М. Свешникова. Спасатели отряда МЧС и сотрудники ГУВД, первыми прибывшие на место аварии, не исключают криминальной подоплеки данного происшествия. По свидетельствам многочисленных очевидцев, взрыву предшествовала интенсивная перестрелка, доносившаяся со стороны выставки. О дальнейшем ходе расследования читайте в ближайшем выпуске».