Хлоя Пэйлов - Ковчег огня

Неделю спустя, на День подарков, когда хозяева традиционно дарят подарки своей прислуге, на туалетном столике в спальне Марты таинственным образом появилась маленькая коробочка, завернутая в простую коричневую бумагу. Внутри лежал хрустальный ангел ручной работы. И больше ничего — ни записки, ни открытки.

Каждый год таинственного ангела развертывали первым. И каждый год, несмотря на возражения и жалобы сэра Кеннета, Марта наряжала елку, заставляя хозяина Розовой часовни вспомнить ночь страсти.

Она уже давно рассталась с надеждой спасти душу сэра Кеннета. Ибо для того, чтобы иметь душу, нужно иметь сердце. А сэр Кеннет был бессердечный человек, и она опасалась, что настанет день, когда ей на смену придет женщина помоложе. Женщина, чьи волосы еще не тронула седина, чье тело не стало дряблым. Марта со страхом думала, что станется с ней, когда ей придется столкнуться лицом к лицу с волками, без пенсии, без гроша за душой.

Но был способ избежать встречи с волками.

Американский ангел спустился с небес, чтобы избавить Марту от того, чего она боялась больше всего на свете. Теперь она покинет Розовую часовню на своих условиях, держа седую голову высоко поднятой.

Для этого достаточно было сделать всего один звонок.

Сунув руку в карман фартука, Марта достала клочок бумаги, на котором записала номер сотового телефона и который уже два дня постоянно носила с собой.

Взглянув на последовательность цифр, она заколебалась. Не зная, что делать. Терзаясь нахлынувшими воспоминаниями о том давно минувшем декабрьском вечере.

Словно заблудившись в слепящей белой вьюге, Марта перевела взгляд на аккуратно разложенные рождественские украшения, ждущие своей очереди отправиться на елку. На кухне громко зажужжал таймер — пора вынимать булочки из духовки.

Она отвернулась от стола с елочными игрушками, задев при этом бедром за край. Один из жутких сине-зеленых Санта-Клаусов сорвался со стола и упал на каменный пол.

Марта уставилась на осколки фарфора, твердо зная, как ей поступить.

— Мы с тобой думаем одинаково? — понизив голос, спросила Эди. — Это тип из Гарварда украл катрены у сэра Кеннета?

— Да, мысли у нас с тобой действительно одинаковые, — ответил Кэдмон.

Пропавшие катрены однозначно свидетельствовали: Стэнфорд Макфарлейн не сомневался в том, что Гален Годмерсхэмский обнаружил Ковчег Завета. Это также говорило о том, что Макфарлейн надеялся найти указание на местонахождение Ковчега в строчках этих древних стихов. Если так можно выразиться, это была своеобразная поэтическая карта сокровищ. Им с Эди нужно было действовать быстро.

— Сэр, кажется, вы говорили, что оригиналы стихов Галена хранятся в Бодлере?

Продолжая рыться в бумагах на столе, сэр Кеннет поднял взгляд.

— Что вы сказали? Ах да. Оригиналы четверостиший хранятся в библиотеке герцога Хамфри.

Библиотека герцога Хамфри входила в систему Бодлера, объединяющую четырнадцать библиотек. Если все осталось по-прежнему, только студенты университета и исследователи, получившие письменное разрешение, могут получить доступ в библиотеку герцога Хамфри, для посторонних она закрыта. Чтобы обойти это препятствие, человек Макфарлейна украл у сэра Кеннета копии катренов.

— Есть надежда на то, что мне удастся взглянуть на оригиналы стихов?

Сэр Кеннет долго таращился на заваленный бумагами стол, и Кэдмон чувствовал себя ребенком, настороженно ожидающим решения родителей сходить на футбольный матч.

— Я мог бы позвонить старшему библиотекарю и попросить его дать вам двоим особое разрешение взглянуть на собрание книг. Но, предупреждаю, катрены Галена — это лингвистическая загадка, завязанная зашифрованным узлом, — наконец сказал профессор.

Не ожидая ничего иного, Кэдмон почтительно склонил голову.

— Я перед вами в долгу, сэр Кеннет.

— Известно ли вам, моя дорогая, что юный Эйсквит окончил университет с отличием? — спросил сэр Кеннет, резко меняя тему разговора.

Эди, поднесшая было кружку к губам, застыла.

— Э… нет. Я так понимаю, это говорит о том, что Кэдмон у нас настоящий умница, да?

— Вы совершенно правы. Затем «настоящий умница» написал блестящую дипломную работу о Святом Бернаре Клервоском, основавшем Орден тамплиеров. Потом, когда юный Эйсквит отправился в Иерусалим, я ожидал, что последует столь же блестящая диссертация.

У Кэдмона в груди затянулся болезненный узел.

Гром и молния!

Вот какой была плата за оказанную любезность: старик набил ему внутренности раскаленными докрасна углями.

— Как ты, вне всякого сомнения, уже догадалась, я не выдержал испытание. Не поднялся до высоких стандартов сэра Кеннета, — открыто признался он, лишая своего бывшего наставника возможности нанести завершающий удар. Лучше перерезать себе вену самому, чем покорно ожидать, когда тебя поведут на эшафот.

— Все могло получиться по-другому, если бы вы обратились ко мне и обсудили свои планы, вместо того чтобы очертя голову бросаться вперед неподготовленным, я смог бы…

— Значит, вот что вас разозлило — то, что я покинул гнездышко, черт побери, не спросив у вас разрешения, не узнав вашего в высшей степени уважаемого мнения?

Или ты разозлился на то, что сын бросил отца?

Почувствовав, что искры вот-вот вспыхнут пламенем, Эди вскочила на ноги.

— Мы в каком-то смысле отклонились от цели, вам не кажется? — Словно не произошло ничего нежелательного, она спокойно подошла к подносу и взяла с фарфоровой тарелки булочку с орехами. — А теперь, сэр Кеннет, проверим, правильно ли я все поняла. Вы сказали, что у Галена Годмерсхэмского не было детей.

— Совершенно верно.

— Но поскольку после возвращения в Англию он покинул Орден госпитальеров, полагаю, он женился. — Говоря, она размахивала булочкой, зажатой между большим и указательным пальцами.

— Гален стоял перед алтарем, и не один раз, а трижды. Как только его супруга отправлялась в царство небесное, Гален находил себе молодую замену. Его последняя жена Филиппа Уайтком была дочерью мирового судьи Кентербери. После смерти мужа Филиппа сразу же ушла в монастырь. Можно предположить, супружеская жизнь ее не прельстила.

Эди уже поднесла булочку ко рту, но рука повисла в воздухе.

— Так кому же достался в наследство золотой сундук?

— А! Замечательный вопрос, моя дорогая. — Подойдя к подносу, сэр Кеннет взял одну из последних оставшихся крошечных булочек. — Поскольку начиная с 1348 года золотой сундук не упоминается больше ни в одном «Реестре податей», можно сделать вывод, что он так и не был вырыт. В чем нет ничего удивительного, если учесть, что никому из жителей проклятого Богом Годмерсхэма не удалось пережить чуму.