Дженнифер Ли Кэррелл - Шифр Шекспира

В письме, по словам Офелии, были кое-какие географические указания, но она их забыла. Ей было о чем волноваться: их выследили.

«Мой отец в ярости сбежал по лестнице, однако, увидев меня, сразу остыл и как будто постарел. А я, хоть обещала себе сотню раз сохранять твердость, все же оставила Джема и подошла к нему. Преподобный Гренуилл прошел мимо нас, постоял перед Джемом, а потом ударил его по лицу с такой силой, что бедняга отлетел к стене, ударился головой и потерял сознание».

— На следующий день их опять обвенчали, — тихо сказала Атенаида. — Только в этот раз отцы были свидетелями, а священник благоухал, как свежевыстиранное белье. Правда, Офелии запретили жить с Джемом до тех пор, пока тот не заведет достаточно средств, чтобы ее содержать.

— Непростая задача, если ты — младший сын викария, — заметил Мэттью.

Атенаида наклонилась вперед:

— Ему велели выбирать между Индией и Америкой.

— И он выбрал Америку?

Атенаида кивнула:

— Он отправился на поиски рукописи, которую обещал беречь Уильям Шелтон.

В этот раз расставание длилось пятнадцать лет, если не брать в расчет переписку. Офелия не сдалась. Она наняла репетитора, выучила латынь и испанский, а через год, получив право распоряжаться деньгами, поехала в Вальядолид. Колледж показал ей все, чем располагал, включая фолио, и направил в архив в Севилье. Там после долгих поисков она наконец откопала свидетельство очевидца тех событий, а с ним — примитивную карту и подробное описание местности. Копии Офелия отправила Джему.

— Плюс еще кое-что, — добавил Мэттью с азартным блеском в глазах.

— Дай ей самой прочитать, — осадила его Атенаида.

Вернувшись в Лондон, Офелия отправилась в книжный магазин и купила первое фолио — не первоиздание, а хорошее факсимиле, хотя и оно обошлось ей недешево — еще год или два она была вынуждена экономить на всем. Потом Офелия подписала своим именем страницу перед титульным листом, а снизу процитировала строки из сонета, как в вальядолидском фолио.

Я потерла виски.

— Значит, у нее было свое фолио… Яковианский magnum opus…

— У них был, — поправила Атенаида.

— Она отправила его Джему в качестве свадебного подарка, — сказал Мэттью.

Я уставилась на них, онемев от неожиданности.

— Так вы знали?

— Читай дальше, — ответила Атенаида.

От первой части мемуаров осталось немного: отец Офелии умер, а она зажила в старом доме посреди Арденского леса, только лечебницу к тому времени закрыли. Через пятнадцать лет после отъезда Джем написал, что нашел свое сокровище, но вместо того, чтобы везти его домой, попросил Офелию приехать к нему в Томбстон. Сначала она не поверила, а потом узнала, что Джем пригласил также гарвардского профессора и тот согласился.

— Входит профессор Чайлд, — ввернул Мэттью.

Офелия собрала вещи и отплыла в Америку. На ее прибытии в Нью-Йорк мемуары обрывались.

Следующие страницы, впрочем, тоже не пустовали. Эта часть была озаглавлена «Для Джема», хотя, скорее, записи предназначались ей самой — чтобы ничего не упустить. Другие чернила, другой почерк — более торопливый, да и содержание это предполагало. Здесь Офелия пыталась восстановить одну историю, фрагменты которой встречала в записях Делии Бэкон. Происшествие, связанное с Говардами.

Отношения Франсес Говард оказались сложнее простого любовного треугольника. «Там целый додекаэдр!» — восклицала Офелия. По сути, до встречи с Карром, но уже после замужества ей было указано очаровать еще одного человека.

Семья выбрала ей в любовники ближайшего друга Эссекса, принца Уэльского, и Франсес справилась с задачей: поползли слухи о свадьбе, хотя о расторжении брака с Эссексом еще даже не заявлялось.

Потом Франсес встретилась с Карром и, ничего не сказав семье, позволила себе поддаться чувству. Через некоторое время принц, узнав, что его дама непостоянна в пристрастиях, оскорбил ее на публике.

— История с перчаткой, — вырвалось у меня. — А я и не знала, что в ней говорится о Франсес Говард.

— Странно, что принц тогда не бросил свою, — сказал Мэттью.

Офелия вывела теорию о том, как именно эта интрига могла отразиться на «Карденио». По сюжету пьесы, сын правителя пытался соблазнить жену своего друга, женщину честную и добродетельную. Разыгранная как аллегория, она оправдала бы Франсес, а принца подвергла осуждению.

Но вот семья узнает то, что узнал принц: Франсес все это время развлекалась с Карром.

— Карр — Карденио, — повторила Атенаида.

Его появление обращало затею Говардов с пьесой против них самих. Вместо того чтобы показать Франсес верной женой, она выставляла ее на посмешище как кокетку, крутящую тремя мужчинами. Карра и принца на сцене угадал бы кто угодно, а Эссекс был все еще связан с Франсес именем и законом.

Представление не должно было состояться.

Однако оно состоялось. Его дали в Королевском театре зимой 1613 года. А потом еще раз, в начале июня. Тогда «Слуги короля» вывезли пьесу за реку и показали широкой публике. В театре «Глобус».

— А спустя две недели, — сказала я, — он сгорел дотла.

Мы молча воззрились друг на друга.

— Боже правый, — оробев, произнес Мэттью, — даты-то я и не сопоставил!

— Но зачем Шекспиру понадобилось дразнить Говардов? — размышляла Атенаида. — Почему так важно было сыграть «Карденио» в «Глобусе»?

— Затем же, зачем он вообще его написал, — сказала я. — Все, что я говорила, остается в силе. Аллегории его не волновали. И, насколько я знаю, у него были причины для нелюбви к Говардам.

— Может, он вовсе не собирался им угождать, — сказала Атенаида. — Может, было совсем иначе. Ты сама говорила, что кто-то из Говардов послал Уильяма Шелтона в Вальядолид, чтобы тот стал священником. — Она оперлась на расставленные ладони. — Если так, Шекспир имел все основания их уничтожить.

«Но лета твоего нетленны дни…» Я вспомнила, как эти строки читал сэр Генри, и вздрогнула.

— Мы обязаны отыскать эту пьесу, — с нажимом произнес Мэттью.

Я перевернула страницу. Цвет чернил снова переменился, под стать дате.

«Август 1881

Дорогой Фрэнсис…»

«Стоп, — сказала я себе. — Фрэнсис? Кто такой Фрэнсис»?

«Ты хотел, чтобы я закончила рассказ, и я выполню обещание — хотя бы одно из данных тебе».

Итак, Офелия тем летом приехала в Томбстон, но застала лишь пустой номер в пансионе — с исчезновения Джема прошел целый месяц. Хозяйка дома передала ей записку — все, что он оставил жене.

«Знай, я бы горы сдвинул, чтобы увидеть тебя снова. Если ты это читаешь, значит, горы оказались сильнее.

PS. Чтобы развеять твои сомнения, скажу: загляни в наш яковианский magnum opus. Координаты зашифрованы там — 1623, страница с подписью».