Мартин Смит - Три вокзала

Она молчала, хотя не могла сказать, что была удивлена, увидев Егора. Она почти ждала его с тех пор, как он обнял ее — там, в переходе.

— Я так понимаю, Гениус — на деле, — заметил Егор. — Гениус — самый умный малый из всех, кого я знаю. Как называется столица Мадагаскара… Карточные фокусы… — Похоже, проблема Гениуса в том, что он живет в своем мире. Я не думаю, что он знает хотя бы десять человек. Ты не могла откопать никого более бесполезного, даже если бы у тебя был выбор. С ним ты никогда не найдешь своего ребенка. А я смогу.

Она не могла не спросить…

— Как?

— Ты вернешь его за деньги. Это то, чем мы занимаемся, мои пацаны и я. Защити свою вещь или верни ее! Вчера вечером с канадцем — это была просто шумная игра… Мы фильтруем слухи, следим за новостями, оцениваем ситуацию и действуем. Например, ты спрашивала о проводнице бабе Лене. Мы найдем ее. Мы — сеть, как милиция, но только дешевле! Ты же не хочешь оказаться в милиции — ведь так? Они продадут твоего ребенка в Америку, и ты никогда его больше не увидишь.

— А кто такой друг Жени, следователь?

— Это катастрофа. Я не доверял бы ему поиск ребенка.

— Сколько? Сколько это будет стоить? — Она не верила ни одному слову, но узнать цену было интересно.

— В такой ситуации каждая минута на счету. Мы бы задействовали все наши силы на весь день прямо сейчас. Начнем с пятисот долларов. Когда найдем ребенка — потянет на пять тысяч. Но я гарантирую, что ты получишь его живым и невредимым.

— У меня нет таких денег. У меня вообще денег нет.

— И нет друзей или родителей, чтобы взять в займы?

— Нет.

— Вчера вечером ты сказала, что у тебя есть брат.

— У меня нет его.

— Очень плохо. Возможно…

— Возможно, что?..

— Возможно, мы могли бы договориться кое о чем.

— О чем?

Голос Егора стал хриплым. Он наклонился так близко, что его волосы коснулись уха.

— Ты мне их отработаешь.

— Делая, что?

— Неважно — что захочет клиент. Не похоже, что ты девственница.

— Но я и на проститутку не похожа.

— Не злись. Я стараюсь сделать, как лучше. Ты должна сходить с ума, когда думаешь о том, что происходит с твоим ребенком? Его кормят? Меняют подгузники? Она еще жива?

Он встал.

— Я вернусь сюда через два часа, если ты передумаешь.

— Я не знаю, как быть! — Маю охватила паника.

— Это — твой ребенок, решай… — вздохнул Егор как человек, который сделал все, что мог.

В середине игры Женя вдруг вспомнил о Мае. Рано или поздно ее блуждание по вокзалам привлечет внимание милиции, возможно, того самого лейтенанта, от которого она убежала, когда Женя впервые увидел ее с красными волосами — как маяк в толпе. Если бы ее остановили без документов, то тут же замели бы в приемник для малолеток, где она увидела бы судью не раньше, чем через год, или отвезли бы в приют, где ей пришлось бы задержаться еще дольше. Вдруг он представил, что она уже не сидит в зале ожидания и не блуждает по вокзалу. А, быть может, спускается в метро со своей бритвой.

Неожиданно Генри оказался хитрым противником, он сумел достичь небольшого преимущества, зажимая Женю двумя пешками и форсируя неравный обмен слона на коня.

— Шах!

Женя погрузился в тревожные мысли. Он представил себе Маю. Был час пик, и толпа могла вытолкнуть ее, растерявшуюся, за линию безопасности на платформе. Что деревенская девочка знала о карманниках или извращенцах? Женщин «общипывали», особенно в час пик. Бывали даже несчастные случаи. Все было возможно. Часы над туннелем отсчитывали секунды до следующего поезда. Пошел поток ветра, появился свет приближающегося состава. Толпа напирает, пассажирам мешают выходить из поезда. Суматоха. Крики и визг.

— Шах! — повторил Генри.

Женя вынырнул из своих мыслей, когда Мая появилась в буфете. Ее настроение трудно было понять — лицо скрывал капюшон. Ему стало немного легче, но он не мог не думать о том, где она была все это время. Кроме того, взглянув на доску, он с ужасом обнаружил, что меньше чем за две минуты по часам он уже почти проиграл Генри. Тот ухмылялся в бороду… И вдруг выдал на отличном русском: «Не буди лихо, пока оно тихо…»

— Я думала, — вмешалась Мая, — что ты ищешь ребенка. А ты продолжаешь играть в шахматы.

— Ты же знаешь, что я здесь, — Женя уткнулся в доску.

— Я ушла полчаса назад. А ты еще нигде не искал!

— Дай мне закончить партию.

— Мы можем уйти сейчас? — она настаивала.

— Мне нужно еще пять минут.

— Ты это уже говорил.

— Еще пять минут — и все. — Женя еще мог выиграть. Он видел, как выйти из ситуации и уже просчитал комбинацию, которая вывела бы его к победе.

Мая смахнула шахматы с доски. Пластмассовые фигурки подпрыгнули и раскатились под столами и у кассы. Все в кафе повернулись к Мае.

— Теперь мы можем идти?

— После того, как он заплатит, — напомнил Генри.

Женя мрачно собирал фигуры по всему полу. Его беспокоила не столько потеря денег, сколько то, что его публично оскорбили там, где он считал себя профи — в шахматах. Он был талантливым парнем, а сейчас выглядел жалко, был смущен. Он — единственный, кто имел полное право злиться сейчас. Но почему тогда Мая излучала гнев и презрение.

На пути к «Петру Великому» Женя думал, как бы ее отшить: «Удачи. Действуй сама». Однако он так и не произнес этих слов. Она потребовала назвать комбинацию цифр от двери казино.

— Итак, мы больше не мешаем друг другу, — отрезала она.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что ты не должен мне больше помогать.

— Я не против, — это было не совсем так…

— Ты играй в свои игры, а я буду заниматься тем, для чего приехала.

Женя вспомнил, что до того, как он впустил Маю в свою жизнь, она шла гладко. Он был победителем. Он целеустремленно двигался к цели, был уважаемым человеком у Трех вокзалов. У него было роскошное казино — для него одного. Он был признанным Гениусом — гением. Все перевернулось вверх дном. Теперь он был неудачником, он мог в любую минуту потерять единственное место, которое он считал своим. На входе он назвал ей цифры. Она сама набрала шифр — проверяла.

— Ты мне не доверяешь? — заметил Женя.

— Может быть, ты соврал мне, а, может, и нет.

— Ну, спасибо. Почему ты такая злая?..

— У меня украли ребенка, а ты играешь в шахматы.

— …Чтобы заработать для нас деньги.

— Для нас? Ты имеешь в виду для себя? Сыграешь еще. Я проживу на свои деньги. Ты только и думаешь про деньги, сволочь.

— Да ты просто сука.

Она вздрогнула. Это слово сработало как настоящее оружие, и его любой мужчина мог применять множество раз.

Мая была самой юной проституткой в клубе. Она была особенной, ее не выставляли напоказ — только для надежных членов клуба.

Ее комната была выкрашена в розовый цвет, на полках рядами сидели куклы с пришитыми улыбками и глазами-пуговицами — так будет смотреть ребенок, к которому в спальню прокрадется папочка, чтобы сказать: «Ну, один последний поцелуйчик…»