Измайлов Андрей - Русский транзит

И что мне с вами со всеми теперь делать, куклы обездвиженные?! В речку побросать? На полном ходу? Протекает речка, а над речкой мост. Речка Ист-ривер, Манхаттан-бридж. Длинный, долгий перегон… Оставить как есть эту кучу-малу? Ну да, и Бояров в центре. Следующая – Гранд-стрит, заскочит припозднившийся пассажир, крику будет, полиция… Интересная у вас жизнь, мистер Боярофф! Поутру вас обнаруживают в компании с тремя трупами – и, естественно, вы ни при чем. Ночью вас обнаруживают в компании с двенадцатью полутрупами – и, естественно, вы ни при чем! Да! Так и есть! Но поди докажи. Не желаю никому и ничего доказывать, полиции тем более. Не желаю в участок, желаю на узенькую улочку Макдугал в Гринвич-Виллидж. Там меня ждут. Если не Марси, то «тендерберд». А в участке – поди докажи. Непричастность к сабвейному побоищу? Тут, грешен, руку приложил. И ногу.

А пройти по вагонам дальше-дальше-дальше? И притаиться-прикорнуть: сплю я, сплю, не видел, не слышал, не скажу. Ага! По капелькам, по кровяной цепочке найдут – кровь не унималась. Я склонился над кучей-малой, выбирая подходящее. Выбрал. С паршивых овец. Отстегнул у одного из них мощный кожаный браслет – на мое запястье маловато будет, но то и требуется. Затянул, застегнул – вместо жгута сойдет. Сдернул у другого перчатку, напялил не без труда на пораненные пальцы. Вроде крови не видать. И двинулся дальше-дальше-дальше.

Обошлось. Никто не заскочил в вагон. Никто не попался навстречу. Время позднее.

От Вашингтон-сквер предпочел пешую прогулку. Там недалеко. Макдугал-стрит. Домишки восьми-десятиэтажные красного кирпича, но кажутся много выше – улочки в Гринвич-Виллидж, пожалуй, самые узкие в городе, ущелистые. Пустынно. Богема, разумеется, гуляла вовсю – для богемы не существует понятия «поздно». Но у богемы хватает благоразумия гулять внутри – в клубах, кафе, барах для избранных. Гулять снаружи – только Боярову взбредет в голову, взбредет же!..

А еще взбрело в голову Боярова: знаю, понял я, Бояров, откуда и как ныне бездыханная дюжина вышла на меня. Мудак Лева! Полный!

А всплыло в сознании как раз по аналогии – прогулка в одиночку по ночным улочкам. Помнится, давным-давно, лет семь назад в Союзе форменная истерика была: прирезали в Нью-Йорке нашего третьего атташе. В ту пору нам только дай повод истерику закатить по поводу американской тлетворности. Газеты наперебой: не случайное убийство, грязная провокация, спецслужбы, уличная шпана не управилась бы с нашим третьим атташе – он у нас отставной подполковник-десантник!.. Другое дело: на кой третьему атташе славное боевое десантское прошлое? знаем мы все этих атташе… Но таким вопросом никто не задался, не обмолвился. Зато грозных нот и разнаипоследних предупреждений было в избытке. А сержант тутошний (может, и лейтенант, типа Брентона) спокойно и сочувственно объяснил нашим тупицам: ваш человек совершил целых три ошибки, каждая из которых у нас в Нью-Йорке часто приводит к… такому же результату. Во- первых, он вышел из дома в супермаркет поздним вечером и в одиночку – его тут же стала пасти банда (если хотя бы двое и у них ножи, то уже банда). Во-вторых, он, расплачиваясь за продукты у кассы, достал бумажник, раскрыл, принялся отсчитывать купюры – пристроившейся за ним банде отлично было видно: там, в бумажнике, еще порядочно! В- третьих, покинув зону контроля (детективами супермаркета), он мгновенно очутился лицом к лицу с бандой и полез за своим бумажником – ваши люди правильно проинструктировали: лучше отдать кошелек, чем жизнь, здесь бандиты в долгие споры не вступают, при сопротивлении сразу втыкают нож. Да, верно, ваш человек не сопротивлялся, но полез за бумажником во внутренний карман пиджака. Третья и самая роковая ошибка! Американцы держат бумажники в заднем кармане брюк, а во внутреннем кармане пиджака – оружие. Конечно, он был неверно истолкован и мгновенно получил удар ножом в живот. Жаль. Сожалею. Но – целых три ошибки, господа!..

Две из трех ошибок имели место быть нынче на Девятом Брайтоне. Явился я к Перельману вполне поздним вечером. И – один. А мудак Лева прямо на пороге «Русского Фаберже» впихнул мне толстую пачку, еще и пояснил громко: в конверт не поместилось, двадцать тысяч. (Чуял ведь я: пройдемте в помещение, Лева!).

Запросто могли меня засечь, пойти по пятам. В надежде выбрать подходящий момент и распотрошить. Мало ли шпаны по Брайтону шляется? Туда-сюда, туда-сюда. Мимо «Фаберже». Двадцать тысяч баксов на двенадцать разделить – тоже не хреново! Вот и…

Другое дело: я – не третий атташе, мне славное боевое (афганское, в том числе) прошлое пригодилось, я – не третий атташе, мне совершать третью роковую ошибку как-то не по чину, я не отступаю, я делаю шаг вперед… а там посмотрим.

Объяснение? Объяснение. Не хуже любого другого. Какого?

Например, до меня в сортире у Левы сидел м-м… сеньор Вилланова с новой партией рубинов. Спелись-снюхались, бизнес есть бизнес. Заслышал карлик-Карлос знакомый голос давнего обидчика-оскорбителя, кровь южная взыграла: Александр Евгеньевич, вы до сих пор живы?! И послал вдогон бледнолицых наемников числом поболее (давний опыт подсказал: необходимо, чтобы числом поболее, иначе неудачно получится).

Например, до меня в сортире у Левы прятался э-э… нагрянувший со служебным визитом питерский чекист в ранге, тьфу-тьфу, полковника Лихарева. Кто помнит мой «первый транзит», тот помнит, возможно, – у Михалыча давняя любовь-ненависть с Комитетом. Расслышал сквозь стеночку псевдо-Лихарев бояровскую шуточку (помнится, я пошутил: ха-ха, гэбэшники и здесь достали!), перестраховаться решил. А то вечно этот Бояров слишком много знает! А то слишком много задолжал этот Бояров одной серьезной организации, у которой длинные руки. Гони должок, сукин сын Отечества! Где там наша агентура, опутавшая щупальцами Нью-Йорк, в частности? Куси Боярова! Фас!

Например, до меня в сортире у Левы скрывалась хм-хм… дама. Он сам признался! И такая дама, какая способна на многое: даже стульчак способна уделать по-мужицки, по-русски. Мужикобаб, потомок декабристов, Хельга Галински. Не пустили даму в дом – на работу к автору заявилась… «работу с автором» провести, очень, знаете ли, по-нашему! В партком на паразита, в партком по месту работы! Затаилась, справедливо опасаясь, что я ей в пятак закатаю («Кто мне писал на службу жалобы? Не ты? Да я же их читал!»), а стоило Боярову уйти – обзвонила приятелей-полюбовников, которых в дюжине двенадцать. Мол, бабена мать, растоптал мою честь некий хрен, бабена мать! Найти и проучить! Он к сабвею пошел, по линии D поедет…

Мало ли «напримеров» можно изобрести, развлекая себя по дороге домой (домой?)… Много. Не умножайте сущностей, кроме необходимых. Принцип Окама. И мой принцип. Лезвие бритвы. Если у вас темно в глазах – значит, либо ночь, либо вам дали по башке. Объяснять темноту пришельцами, которые из вредности выключили Солнце, – лишняя сущность.