Измайлов Андрей - Русский транзит

Гляди, Лева, обещал тебе Бояров: «Я вернусь!»- и вернулся. Гляди, Лева, кого я с собой привел! Давно не виделись, СОСЛУЖИВЦЫ?!

Чуть ли не в привычку у меня вошло двери непременно вышибать. Я уже изготовился, опередив мисс Арчдейл метров на пять (хорошо хоть, соображения у нее хватило поотстать, а то и вовсе засветилась бы: понятия, мол, не имею, куда приехали, но пойду поперек батьки!), но вовремя осекся – открыто, то бишь не заперто. Что за новости!

Три новости. Плохая. Очень плохая. И… хорошая.

Плохая: Перельмана в доме не обнаружилось, хотя следы пребывания имелись.

Очень плохая: «запасник» тоже пустовал, хотя и там Лева порядком наследил.

И – хорошая: Марси – не человек Конторы.

Леву волокли будто мешок с дерьмом – из «запасника» к выходу. Надкусанная пицца – «что-нибудь из питания» была расплющена чьим-то каблуком. Будь я криминалистом, тут же отправил бы пиццу на экспертизу – отпечаток! Леву тащил один человек судя по сморщенности коврового покрытия, судя по разбитой китайской вазе. Будь их хотя бы двое, взяли бы за руки, за ноги, вынесли, а тут – волокли.

Я присел на корточки, изучая пиццу, уже протянул было руку, чтобы поднять ее с пола, и услышал голос Марси:

– Не трогай, Алекс.

Из чисто мужского упрямства тронул бы! Но это был не приказ, не просьба это была. Совет.

Я оглянулся – она невесомо скользнула к телефону, взяла трубку через платок. Прыгать? Руки ей выламывать? Рот зажимать? Это – Марси! Нет, не могу. И не хочу. И не знаю что делать. И не делаю шаг вперед. А по ее совету: не делаю ничего.

– Тэрри! – сказала она в трубку. – Я. Да. Верно. И быстро! Да, успею! – и дала отбой. – Алекс, ты готов?

Я? Готов! Всегда готов! Только к чему? К борьбе за деньги Коммунистической партии будьте готовы! Всегда готовы! У них, понимаете ли, внутренняя разборка, неувязочки увязывают, а я, видите ли, должен на привязи послушно ходить?!

– Кто такой Тэрри?! – каменным тоном спросил я. Да, я каменный гость – пришел и не уйду, пока не ответят.

– Не сейчас, Алекс! Быстро!

– Кто! Такой! Тэрри!

– Он из ФБР.

– Да-а? А я – из ЦРУ!

– Алекс! – вот теперь это не совет, и не просьба, и не приказ. Мольба! – Он действительно из ФБР!

– Ладно! Тогда… – я подошел к телефону, взял у Марси платок из кулачка, картинно встряхнул его и, ухватив ту же трубку, картинно, напоказ набрал: 911.

Если Марси – человек Конторы, она должна либо броситься на телефон в надежде оборвать связь, либо она должна ринуться отсюда вспугнутой антилопой. 911 – номер полиции.

Она не сделала ни того, ни другого. Она еще раз поторопила: «Алекс!».

Я дождался ответа и рявкнул оператору:

– Крайняя необходимость!

После чего осторожно уложил трубку рядом с аппаратом, ни в коем случае не на рычаг. Вот теперь: быстро!

Через десяток секунд мы сидели в «порше». Еще через пять секунд мы были в достаточном отдалении от домика Перельмана. Еще через секунду я стопанул «порш» (уж теперь- то я сам сел за руль!) – подождем. Не возражаешь, Марси?

Она не возражала – я приобнял ее весьма тесно. Можно толковать как прилив чувств, можно толковать как пленение. Одно точно – не вырвется.

Достаточное отдаление – это такое отдаление, чтобы не попасть в зону боевых действий, но наблюдать за ними, за боевыми действиями, буде они состоятся.

911 – полиция. Я ее вызвал. А занятая линия указывает местонахождение. Должны прибыть. Кто первый? «Тэрри из ФБР» или полиция? Вот и поглядим, как они друг с другом поладят.

Первым прибыл «Тэрри». И не один. Четверо выскочили из новенького седана, пятый остался в машине. Трое скрылись в доме, один пошел вдоль стены, огибая по периметру.

Минуту-другую было тихо. Потом вдалеке заныла сирена, громче-громче, приближаясь-приближаясь.

Боевые действия не состоялись. Они поладили. ФБР и полиция. То есть нелады, конечно, у них всегда были и будут, но иного рода. Беготни со стрельбой я не дождался. Обменялись фразами, продемонстрировали друг другу знаки отличия и принадлежности. Дальше я глядеть не стал. И так ясно: полиция – это полиция, ФБР – это ФБР. То есть Марси, вызвонив ниоткуда загадочного Тэрри, и в самом деле навела на дом Льва Михайловича Перельмана федеральных агентов.

Хорошая новость: кем угодно может быть Марси Арчдейл, но человеком Конторы Головнина-Лихарева она быть не может.

Я стронул «порш» с места. Здесь мне ловить нечего. А вот меня самого вам еще ловить и ловить! Кому – вам? А всем!

– Ты сделал мне больно… – сказала Марси.

– Кто такой Тэрри? – сказал я.

– Мы занимаемся в одном колледже.

– Чем?

– Отнюдь не тем, что ты вообразил.

– У меня очень богатое воображение.

– Это у русских в крови, да? «Подполье», Достоевский. Винить других в собственных грехах…

– То есть вы с дружком Тэрри, который из ФБР, на досуге читаете Достоевского. Друг дружке. Вслух! А где? В читальном зале Хантер-колледжа? В его служебном кабинетике на Федерал-плаза? Или у тебя, на Макдугал-стрит?

– Не на чердаке! Как, Алекс?

Как-как! Хреново! Сцена ревности мне явно удалась. Да и разыграл я ее почти искренно. Хотя подспудно не столько добивался подтверждения (или отрицания), мол, существует соперник, сколько желал убедиться: этот Тэрри и в самом деле из ФБР. Чувство ревности мне вообще-то чуждо – возможно, из-за весьма высокой самооценки (тут главное – грань между самоуверенностью и уверенностью в себе). Но ревность – повод не хуже любого другого. Вот тебе, Бояров, и воспользовался поводом! Повод обернулся причиной – и, как следствие, теперь мне надо объясняться. Про чердак, про фроляйн-мисс Галински. Не Достоевского ведь перелистать мы туда, на чердак, спрятались! И от кого спрятались?! От Марси?!

И я, признаюсь, потерял лицо. Ненадолго, но потерял. У Марси был вид обманутого ребенка, знающего про обман и замкнувшегося в ожидании ответа («Как, Алекс?») – а уж правду от правдоподобия он, ребенок, отличит безошибочно, нутром. Я и потерял лицо: убедительно забормотал в том смысле, что ничего особенного, что это та самая, которая мне помогала с «транзитами», что у нас никаких отношений, что и на чердак залезали именно во избежание подозрений о каких-либо отношениях, что тогда… ну, тогда… она позвонила домой Марси по собственной инициативе, а я без понятия, откуда ей известно, где меня искать…

Марси действительно отличила правду от правдоподобия, а бормотал-то я правду (при всем неправдоподобии!). Марси сдержанно шмыгнула носом и, как бы в знак примирения, чтоб, значит, никаких недомолвок не оставалось, спросила:

– Имя?

– Да ну! Хельга. Галински.

– Адрес.

– А я помню? Угол Сорок второй стрит и Восьмой-авеню. Там еще такой… такой дом. Девятнадцатый этаж. Номер… Черт знает. Короче, вторая дверь налево.