Виктор О`Рейли - Забавы Палача

– Я понимаю, что это необходимо, – произнес фон Граффенлауб. – Какие бы неприятности ни ждали нас на этом пути, это лучше, чем сидеть сложа руки. Все это время я никак не мог прийти в себя. Я чувствовал за собой какую-то вину, но не мог определить, ни в чем она заключается, ни что я должен делать. Затем появились вы, и теперь я надеюсь найти ответ.

Высказав все, что хотел, фон Граффенлауб заметно расслабился, точно окончательное решение было принято им только сейчас. Легкое напряжение, которое ощущалось в нем во время беседы за ленчем, исчезло. Он протянул Фицдуэйну руку.

– Желаю удачи, – сказал он. Ирландец пожал ее.

– Пожалуй, теперь и коньячку можно выпить, – заметил он.

Фон Граффенлауб жестом подозвал официанта, сказал ему несколько слов, и на столе перед ними появились две рюмки. Они выпили в молчании – этот тост не требовалось произносить вслух. Фицдуэйн осушил рюмку, хотя его не покидало зловещее предчувствие.

Фон Граффенлауб заплатил по счету, потом повернулся к Фицдуэйну.

– Вы не возражаете против небольшой прогулки? Я сделал кое-какие приготовления, которые могут оказаться полезными.

День опять выдался теплый. Фицдуэйн решил, что ему скоро придется совершить рейд по магазинам. Он взял с собой одежду в расчете на снег, град, ветер и дождь. Он не ожидал, что здесь можно будет разгуливать в рубашке с коротким рукавом.

Они покинули Театерплац, миновали казино, стоявшее по левую руку, и прошли под элегантными арками моста Кирхенфельд. Затем позади остались выставочный зал и краеведческий музей. Они шагали быстро: адвокат был в хорошей спортивной форме.

Рядом с пересечением Гельвециаштрассе и Кирхен-фельдштрассе фон Граффенлауб свернул в узкий тупичок, скрытый за деревьями. С улицы его легко было пропустить. В тупике было несколько домов; на каждых воротах висели таблички с именами владельцев и переговорные устройства. Около четвертой калитки фон Граффенлауб остановился и набрал на электронном замке код.

Тяжелая стеклянная дверь, каркас которой составляла узорная стальная решетка, отомкнулась с легким щелчком. Фон Граффенлауб проигнорировал лифт и вместе с Фицдуэйном поднялся на два небольших пролета. Ступени и лестничная площадка на втором этаже были покрыты коврами. Фон Граффенлауб открыл еще одну дверь – на сей раз ключом. Они переступили порог небольшой, но удобно обставленной прихожей. Фон Граффенлауб захлопнул за ними дверь. По звуку, с которым она закрылась, сразу можно было понять, что она сделана не из одного только дерева.

Фицдуэйн почувствовал, что его кто-то держит. С некоторым трудом он высвободился из объятий гигантского растения в кадке, чьи ветви напоминали щупальца осьминога, усеянные колючками. Он уже начинал досадовать на привычку швейцарцев разводить в жилых домах тропические джунгли.

Фон Граффенлауб принялся знакомить его с квартирой: в его манере ощущался спокойный профессионализм опытного торговца недвижимостью. Однако некоторые детали его поведения показывали, что он чувствует себя здесь как дома.

Квартира была обставлена с удобством, граничащим с роскошью, однако в основном мебель была подобрана так, чтобы ее достоинства не бросались в глаза. Единственным исключением была спальня, предназначенная для хозяина: пол здесь устилал толстый белый ковер, в центре стояла королевских размеров кровать с черными шелковыми простынями, а в потолке над ней находилось зеркало.

– Очень уютно, – сказал Фицдуэйн.

Комната, которая прежде, видимо, служила гостиной, была превращена в великолепно оборудованный кабинет. Вдоль одной стены тянулись набитые книгами полки. Другую занимали наглядные пособия. В неглубокой нише, за ширмой, прятался телеэкран; рядом с ним висела затянутая материей доска с картами и схемами, которые удерживались на ней при помощи магнитов. Среди прочих здесь были карты Берна и Швейцарии. Мебель была современной и, судя по ее основательности и продуманному дизайну, далеко не дешевой. К рабочему столу примыкал стол для совещаний – вместе они образовывали букву Т. Стулья из нержавеющей стали и черной кожи представляли собой последнее слово в эргономике: их сиденья и спинки можно было поворачивать и наклонять как угодно, подстраивать на любую высоту, чтобы обеспечить правильную осанку сидящего.

Дверцы стенного шкафа были раскрыты и являли взору полный набор средств деловой коммуникации: здесь стояли еще несколько телеэкранов – один из них для связи с финансовой службой “Рейтере”, – телекс, высокоскоростной факс, мощный радиоприемник, диктофон и фотокопировальное устройство. Под персональный компьютер была выделена особая передвижная тележка.

– Телефон? – спросил Фицдуэйн; о чем-то ведь наверняка забыли. Он вспомнил карикатуру в “Нью-Йоркере”:

“Знаешь, Глебов, умников нигде не любят”.

Фон Граффенлауб нажал спрятанную под столом кнопку. Отодвинулась специальная панель, и под слабое гудение электромотора наружу выехал столик с телефоном, оснащенным всеми мыслимыми вспомогательными устройствами. Адвокат показал на одно из них.

– Это магнитофон для записи разговоров на пленку, – заметил он.

– Очень удобно, – вежливо отозвался Фицдуэйн. Они перешли в кухню. Шкафчики, двухдверный холодильник и огромная морозильная камера ломились от продуктов. В примыкающей к кухне кладовой рядами лежали бесчисленные бутылки с красным вином. Как полагается в Швейцарии, все они были покрыты пылью.

– Белое вино в подвале, – сказал фон Граффенлауб. – Он же служит и бомбоубежищем на случай ядерной войны.

Фицдуэйн чуть не рассмеялся. Он изучал этикетки на бутылках. В большинстве вина были марочные, из самых знаменитых виноградников.

– Бомбоубежище – это уж слишком.

– Обычное дело, – сказал фон Граффенлауб. – Такие бомбоубежища или ходы к ним есть почти во всех швейцарских домах. Без этого в строительстве не обходятся уже много лет.

Экскурсия продолжалась. Ванная блистала чистотой, словно операционная. К биде без марлевой повязки и белого халата и подойти было страшно. Унитаз был оснащен электронным приспособлением для спуска воды. Фицдуэйн потрогал туалетную бумагу: мягкая, как пух. Те, кто обустраивал эту квартиру, не упустили ни одной мелочи.

В гостиной было светло и просторно. Раздвижные стеклянные двери вели на веранду. Полкомнаты занимала ультрасовременная угловая софа. Она была обита мягчайшей кожей – такой мебели Фицдуэйн никогда еще не видел. Он уселся на продолговатый диванный валик и вытянул ноги. Кожа была податливой, теплой на ощупь.

Фон Граффенлауб устроился напротив него в какой-то конструкции из ремней, блоков, кожи и стали – она лишь отдаленно напоминала кресло, но явно казалась адвокату весьма удобной. Он вынул из укромного местечка на полу “дипломат”, положил его на колени и повернул колесики двух цифровых замков. Послышались два мягких щелчка – с таким звуком срабатывают лишь безупречно отлаженные механизмы.