Виктор О`Рейли - Забавы Палача

– Помните вы что-нибудь об инциденте в Ленке? – спросил Фицдуэйн. – Там ведь случилось что-то, касающееся Врени и, если не ошибаюсь, Руди?

– Врени говорила вам об этом?

– Да, но она не сказала, что именно там случилось. По-видимому, это происшествие, каким бы оно ни было, крепко запало ей в память. Еще она упомянула о человеке по имени Оскар Шупбах, но непонятно, в какой связи, – разве лишь потому, что он был близким другом семьи. Я хотел бы поподробней узнать о том, что это был за инцидент.

Некоторое время они шагали молча. Дорога шла меж высоких деревьев, по хорошо прореженному сосновому бору. Воздух был напоен ароматом хвои. В предвкушении ленча солдаты двигались бодро, то там, то сям раздавались взрывы смеха. Посередине дороги, между двумя колоннами, ехал армейский “джип”.

– Я мало что знаю о случившемся в Ленке, – сказал Андреас. – По-моему, это было как-то связано с сексом. Детали мне неизвестны. Руди, Врени и Эрика, как обычно, поехали туда на пару недель покататься на лыжах. Я был занят учебой и не смог составить им компанию. Отец думал присоединиться к ним на выходных, но ему пришлось на несколько недель отбыть в деловую поездку.

– Значит, они жили там одни?

– Вроде бы да, – ответил Андреас. – Точно не знаю. Мне ведь почти ничего не рассказали. Помню только одно: когда они вернулись обратно, Руди и Врени были мрачными, напряженными и какими-то изменившимися. Они стали еще более скрытными и все чаще замыкались в своем собственном маленьком мирке. Я спросил у Эрики, что с ними стряслось, но она только засмеялась в ответ. Сказала, что там все время шел снег и ей надоело читать романы, играть в карты и сидеть в четырех стенах.

– И больше ничего?

– Ничего, – отозвался Андреас. – А через несколько дней ко мне в комнату заглянул Руди. Сказал, что хочет кое о чем спросить. Сначала все бродил вокруг да около, а потом начал расспрашивать меня о гомосексуализме. Спросил, случалось ли мне когда-нибудь вступать в гомосексуальные контакты и всегда ли первый опыт такого рода влечет за собой отказ от девушек. Боюсь, что я мало чем ему помог. Он не сказал, почему это его интересует, и вообще выглядел смущенным; кроме того, мне показалось, что он был под действием наркотика.

– Какого? – спросил Фицдуэйн.

– То ли “травки”, то ли еще чего-нибудь, – сказал Андреас. – Точно не угадаешь. Руди ведь пробовал все подряд.

– А при чем тут Врени? У меня сложилось твердое впечатление, что она тоже играла в случившемся какую-то роль.

– Может быть, вы и правы, – согласился Андреас. – Во всяком случае, она наверняка все знала. У этих двоих друг от друга секретов не было, но она так ничего и не сказала. Однако в Ленке, пожалуй, есть парочка людей, с которыми вы могли бы поговорить. Про Оскара вы уже знаете.

– Да.

– Прекрасно, – сказал Андреас. – Так вот: во-первых, он, а во-вторых, есть еще один закадычный друг наших близнецов, который живет там. Он примерно их возраста. Некий Феликс Крейн, работает подмастерьем у сыровара. Он всегда казался мне очень милым парнем.

– Голубой?

– Да, – сказал Андреас, – но мне сдается, что дело тут не в нем. Если бы это был всего лишь Феликс, не с чего было бы заваривать такую кашу.

– Как бы там ни было, первый опыт такого рода действительно может здорово сбить с толку и даже нарушить сексуальную ориентацию.

– Пожалуй, что так, – сказал Андреас. Он снова покраснел, а может быть, румянец появился на его щеках просто от быстрой ходьбы. Они уже достигли лагеря. Ленч в офицерской столовой состоял из свеклы и макарон под мясным соусом. Правда, им не пришлось есть из солдатских мисок, но привкус был тот же: в армии почему-то всегда так.

Со вздохом удовлетворения Медведь отставил от себя стакан. Триста граммов вина были поглощены им без видимых усилий. Фицдуэйну непривычно было видеть стаканы, объем которых известен с точностью до миллилитра. В Швейцарии их делали разными, но с соответствующими пометками. А вот в Ирландии – видимо, благодаря склонности ее жителей к разного рода лотереям – винные стаканы могли оказаться какого угодно объема. Иногда несколько стаканов вина приводили вас в состояние легкого опьянения, иногда вызывали буквально сногсшибательный эффект, а иногда служили причиной бурной размолвки между вами и барменом, не желающим подавать очередную порцию.

– По-моему, за мной больше не следят, – сказал Фицдуэйн. – По крайней мере, мне так кажется.

– Может, вы просто ошиблись. Может, за вами никто и не следил, а виной всему ваше воображение.

– Может быть. – Фицдуэйн полез к себе в карман за фотографией. Потом передал ее Медведю.

Медведь поджал губы; усы его шевельнулись. Похоже, он размышлял.

– Что скажете на этот счет? – спросил Фицдуэйн. Медведь по-прежнему смотрел на фотографию.

– Очень качественный снимок мотоциклиста, который красиво вписывается в поворот где-то в горах. – Он поднял глаза на Фицдуэйна. – И вы хотите, чтобы я поискал его в картотеке.

Фицдуэйн кивнул.

– Это может оказаться любопытным.

Пышненькая официантка в национальной швейцарской блузе с низким вырезом и белыми рукавами подала им еще вина. Подвал постепенно наполнялся людьми и гулом голосов. Они сидели спиной к стене за угловым столиком – отсюда можно было видеть и вход, и большинство других столиков, да и разговаривать тут никто не мешал. Впрочем, место было выбрано скорее подсознательно. Фицдуэйн отметил это с удовольствием. Если твоя профессия – наблюдать за людьми, у тебя неизбежно вырабатываются определенные привычки.

– Несколько веков назад в Берне была не одна сотня таких винных подвальчиков, – заметил Медведь. – Многие аристократы имели за городом свои виноградники, и торговля вином была единственным занятием, не считавшимся зазорным в высших слоях, кроме, конечно, политики и военной службы. Затем мода изменилась, аристократы потеряли власть, и люди стали пить в гостиницах и кафе. Правда, подвалов осталось довольно много, но теперь они по большей части заняты под магазины и рестораны. А жаль. Ведь в винном подвале вроде этого есть своя атмосфера: сводчатые потолки, выскобленные деревянные столы, потемневшие от времени стены, бочонки с вином, веселые песни хмельных посетителей, а во главе всего этого – симпатичная вдовушка.

– Почему вдовушка?

– Сам не знаю, – сказал Медведь. – Так уж повелось, что в нашем “Клотцикеллере” всегда хозяйничают вдовы. – Он поглядел на сидящего напротив Фицдуэйна. – Меня вызывал шеф.

– Ja und? – сказал Фицдуэйн. – Это почти все, что я знаю по-немецки.

– Вполне достаточно при вашем произношении. С ним беседовал Беат фон Граффенлауб. Они старые друзья или, по крайней мере, давно знакомы. Раньше встречались в армии, а теперь иногда играют друг с другом в гольф и состоят вместе в каком-то городском комитете.