Алан Джекобсон - Седьмая жертва

– Ладно, Франк, начали. Скажи, что ты видишь. Скажи, что ты думаешь. Карен не приедет, так что тебе слово.

Дель Монако проглотил комок в горле – ему понадобилось несколько секунд, чтобы справиться с собой.

– На первый взгляд кажется, что здесь поработал тот же самый убийца, но заметны и существенные отличия. Рука не отрублена, надпись отсутствует, на стенах нет рисунков кровью. Она просто размазана по ним.

– Ну, это мы и сами видим. Когда я просил рассказать, что ты видишь, я не имел в виду, что буквально. Я хочу, чтобы ты рассказал нам о том, что видишь здесь такого, чего не видим все мы.

– Я знаю, знаю, что вы имели в виду! – Дель Монако смахнул пот со лба и сделал шаг к кровати, на которой лежала Лаура Макей. – Сейчас для нас главное – обратить внимание на особенности ритуального поведения, которые не стали достоянием общественности. Мы ведь не давали в прессу информацию об отрубленной руке, правильно?

– Правильно.

– И здесь рука не отрублена. Не исключено, что мы имеем дело с имитацией.

– Ну вот, опять начинаются предположения.

– Пожалей меня, Манетт. Ты думаешь, это так просто? Я пытаюсь разобраться в происходящем методом научного тыка. Если можешь предложить что-нибудь получше, так предлагай, а не умничай.

– Давайте-ка сбросим обороты! – скомандовал Бледсоу. – Продолжай, Франк.

Дель Монако снова сделал глотательное движение и повернулся к трупу. Несколько секунд он пристально разглядывал его, потом сказал:

– Ножи воткнуты в глазницы. Это также согласуется с версией об имитации. То же относится и к размазанной крови. Но вот ножи… Я хочу знать, имеются ли аналогичные им в кухне. Окулист всегда пользовался теми, что принадлежали его жертвам. И об этом мы тоже не сообщали прессе.

Бледсоу кивнул Синклеру, который вышел из комнаты, чтобы попытаться найти ответ на этот вопрос.

Дель Монако продолжил:

– Тело оставлено в кровати жертвы. Никаких признаков сопротивления или борьбы. Имитация это или нет, но парень явно знал, что делает. Здесь во всем ощущается уверенность. Он организован и методичен. Он уже убивал раньше. Это не похоже на работу новичка-любителя.

Прибыли эксперты-криминалисты и сразу же принялись расставлять в спальне галогенные лампы, чтобы приступить к сбору улик и сделать необходимые фотографии.

Вернулся Синклер, держа в руке нож для разделки мяса. Он поднес его к телу убитой и сравнил рукоятки с теми, что торчали из глазниц жертвы.

– По-моему, они одинаковые, – сказал он.

Члены оперативной группы стояли молча, глядя, как эксперты устанавливают оборудование. Наконец Робби подошел к Дель Монако и негромко сказал:

– Я думаю, что кровь, размазанная по стенам и полу, как здесь, означает дезорганизацию преступника.

– Да, как правило, так и бывает, – согласился Дель Монако. – Но смотри, этот парень завлек женщину в спальню без особых проблем. Она не сопротивлялась, следов борьбы нет. У нее на голове отсутствуют даже ушибы. Конечно, наверняка мы будем знать только тогда, когда патологоанатом обреет ей голову, но если я прав, то, скорее всего, преступник сумел втереться к ней в доверие и убедил впустить его в дом, не прибегая к насилию. А это свидетельствует о наличии недюжинного ума, сноровки и планирования. Да, конечно, после того как он убил ее, в его поведении появились признаки дезорганизации, но у этого малого очень высокий коэффициент IQ, можешь мне поверить.

– Все это не имеет никакого смысла. Окулист мертв, – пробормотал Бледсоу.

– Есть и другое объяснение, – вкрадчиво заметил Дель Монако. – Действует тот, кто осведомлен обо всем изнутри, из первых, так сказать, рук.

– Изнутри? – переспросила Манетт. – Какие наркотики ты принимаешь, родной?

– Такое уже случалось раньше. Это вполне может быть кто-то из экспертов-криминалистов. Кто-то, кто побывал на местах преступлений и знает, что мы рассчитываем найти. Или кто-то из лаборантов, работавших по уликам, обнаруженным в доме одной их погибших.

Синклер покачал головой.

– Давайте не будем строить безумных предположений и швыряться обвинениями…

– Безумные предположения, говоришь? А как насчет Хэнкока?

Детективы как по команде повернулись к Бледсоу. Он произнес эти слова негромко, но их услышали все присутствующие.

– Хэнкок… – задумчиво протянул Дель Монако. – Что ж, это вполне возможно. Давайте-ка пригласим его для приятной дружеской беседы в узком кругу.

– Увы, ничего не выйдет. Пару дней назад, после того как мы нашли Фаруэлла, я приказал снять наблюдение. А вчера, когда попытался разыскать Хэнкока, чтобы надавить на него насчет Линвуд, не смог найти его.

– Ага, A теперь у нас на руках срежиссированное убийства.

Робби прищурился, глядя на какой-то предмет, который вдруг привлек его внимание.

– Что, черт меня побери, это такое?

В свете галогенных ламп блеснула какая-то белая штуковина. Он подошел к трупу, нагнулся и заглянул между раздвинутых ног убитой женщины.

– У нас есть пинцет?

– Эй, подайте пинцет! – крикнул Бледсоу, обращаясь к старшему эксперту.

Тот вошел в спальню и протянул инструмент Робби. Он взял его в руки, склонился над жертвой и ловко извлек у нее из влагалища свернутый в трубочку лист бумаги.

– Как, черт возьми, ты сумел разглядеть его? – воскликнула Манетт.

– От него отразился свет. – Робби развернул его. – Господи Иисусе! – Он повернулся к Бледсоу. – И что все это должно означать, а?

Бледсоу подошел к нему и взглянул на документ. Подняв глаза на Робби, он стиснул зубы, на скулах у него заиграли желваки.

– Ничего себе! Это очень плохо, приятель.

Робби выхватил из кармана сотовый телефон и принялся судорожно нажимать кнопки, приговаривая:

– Ну же, Карен, давай, возьми эту чертову трубку.

– Да что случилось-то? – недоуменно поинтересовался Синклер. Он подошел, чтобы взглянуть на бумагу, Дель Монако и Манетт последовали его примеру.

– Она не отвечает, – хрипло прошептал Робби.

– Поехали! – скомандовал Бледсоу и бросился к выходу. – Вызывайте по радио все свободные патрульные машины! – крикнул он через плечо коллегам, оставшимся в комнате. – Немедленно отправляйте их к дому Карен. Быстрее!

Карен сидела на диване и смотрела, как минутная стрелка мелкими шажками передвигается по циферблату. Ее душили гнев и обида на свое тело, которое подвело ее в тот самый момент, когда она нуждалась в нем сильнее всего. Она не привыкла находиться не у дел и чувствовать себя лишней, и от этого злилась еще больше. Кроме того, она терзалась ужасными подозрениями, что они допустили нелепую и страшную ошибку.

Перед ней в тарелке остывали спагетти, а она невидяще смотрела на часы и мысленно прокручивала все факты, относящиеся к делу Окулиста. Все сходилось до мельчайших деталей. Все было правильно. Но почему же тогда ее не оставляет дурное предчувствие, ощущение того, что она упустила из виду нечто важное?