Антти Туомайнен - Целитель

На площади выстроились представители благотворительных организаций, собирающие пожертвования. Всем могли пригодиться наличные деньги. Пожертвования предназначались в основном людям из Финляндии и соседних стран, школам, больницам, детским садам. Посреди площади красовался традиционный котелок Армии спасения. Вокруг него стоял хор из сотрудников этой организации. Это они, четыре женщины и трое мужчин, пели рождественскую песню.

Я вынул из кармана купюру и опустил ее в котелок. И тут же подумал, как бездумно трачу наши сбережения — за прошлые полтора дня я потратил больше, чем за все прошедшие полгода. Эти сбережения предназначались на крайний случай. Но если исчезновение Йоханны не относилось к этому, то что вообще можно считать крайним случаем? Я бросил в котелок еще несколько монет и пошел дальше на восток, в сторону Алексантеринкату.

Мимо тянулись витрины, где народ заманивали скидками до девяноста пяти процентов. Ювелирные магазины предлагали часы самых известных и дорогих марок по ценам, год назад отпугнувшим бы любого. Но теперь редкие хронометры из золота и платины, выставив напоказ циферблаты, отсчитывали время, которого на самом деле уже не существовало.

Все заведения фастфуда были закрыты. Но в магазинах обуви и одежды толпился народ, спешивший сделать покупки на Рождество. Над дверью таверны на углу Миконкату и Алексантеринкату висело рекламное объявление о том, — что здесь по сниженным ценам предлагаются пиво и обед. При этом слово «обед» было зачеркнуто.

Я свернул налево, на Миконкату, прошел до Илиопистонкату и неожиданно оказался в центре драки.

Огромный широкоплечий лысый мужчина, по виду настоящий финн, был одет в короткую кожаную куртку. Казалось, он с большим преимуществом выигрывает противоборство с другим мужчиной, стройным молодым азиатом, почти мальчишкой, в поношенной рубашке. Лысый старался нанести юноше разящий удар своими тяжелыми кулаками, а молодой человек ловко уклонялся. После того как юноша сумел избежать нескольких прямых ударов по корпусу, он пустил в ход левую ногу.

Этот удар вызвал всеобщее удивление. Но самым большим сюрпризом он стал для лысого соперника. Послышался глухой удар и хруст кости его носа. Мужчина пошатнулся и попытался нанести последний удар, вложив в него весь свой вес. Молодой человек снова увернулся и ответил ударом правой ноги куда-то высоко, в район уха, и было видно и слышно, что в результате он нанес противнику серьезное увечье.

Руки мужчины опустились в стороны, и юноша приблизился к нему вплотную. Раздались два резких, громких шлепка по губам, будто открывали банку с кетчупом. А потом последовало еще три удара в подбородок, скорость которых была почти молниеносной.

Лысый мужчина упал на землю — сначала опустился на зад, сел с окровавленным лицом, глядя перед собой пустыми глазами, и вдруг беззвучно завалился на бок прямо на асфальт, словно собирался прилечь на кровать подремать. Его молодой соперник отвернулся и пошел туда, где стоял его товарищ, забрал у него пальто и оглянулся. В его взгляде не было торжества победы, оно оставалось совершенно бесстрастным. Весь эпизод продлился не более тридцати секунд. Эти двое отправились в сторону железнодорожного вокзала.

Я пошел дальше к университету. Небольшая площадь перед дворцом Портания была тиха и безлюдна, что было неудивительно, учитывая канун Рождества и скверную погоду. Но вращающаяся дверь работала, и я шагнул внутрь.

Я уже позвонил Лауре, которая, разумеется, удивилась, что я обратился к ней. В доносившемся издалека голосе женщины чувствовалась некоторая тревога, может быть даже страх. Мы не общались долго. Она сказала, что будет в своем кабинете в здании университета, где, несмотря на праздники, оставались портье и несколько преподавателей, которые должны были оказывать студентам физическую и моральную поддержку, а также следить за общим порядком в университете.

Лаура Вуола, любовь моей жизни двадцать лет назад.

Я хорошо помню, как мы встретились с ней в первый раз. Это было на рождественской вечеринке кафедры политэкономии, на пятом этаже нового здания. Я помню Лауру, одетую в глубоко декольтированный свитер цвета красного вина и с темной помадой на губах, мое удивление и триумф, когда она согласилась уйти со мной, прогулку по заснеженному центру города до ее квартиры на Лайвуринкату, номер 37.

Я помнил и времена, когда возвращался к себе в Тёлё после одной из наших размолвок, одинокий, под черным ветром, рвущим все на своем пути. Лаура сумела быстро меня раскусить: я вовсе не был амбициозным, решительным, стремившимся сделать карьеру любой ценой человеком. Если кто-то вздумал бы рассказывать мне о том, что противоположности притягивают друг друга, я в ответ поведал бы ему историю между собой и Лаурой.

Я прошел через металлоискатель в холле, предварительно сняв ремень и обувь. Как мне кажется, теперь через эту операцию заставляют проходить практически повсюду. Женщина с красными веками вернула мне мои вещи, потом убрала с лица прядь обесцвеченных волос и, не говоря ни слова, вернулась к своему стулу, чтобы продолжить прерванный телефонный разговор, где она явно играла первую скрипку.

Я поднялся по винтовой лестнице, прошел мимо кафетерия, где когда-то давно, в другой жизни, иногда просиживал часами за единственной чашкой кофе.

Стеклянная дверь на третьем этаже оказалась закрытой. На стене рядом с ней был звонок с надписью над ним: «Звоните не больше одного раза — вас услышат». Я так и сделал, надеясь, что надпись не обманывает и я буду услышан.

Иногда вы все помните точно.

Волосы Лауры, как и прежде, были длинными, темными и слегка вьющимися. Разделенные ровно посередине пробором, они волнами падали с обеих сторон на ее строгое, немного бледное лицо. Высокие скулы и несколько полноватые губы делали ее похожей на уроженку Средиземноморья, чему способствовали и карие глаза, и длинные темные ресницы.

Лаура и сейчас казалась мне гордой и загадочной. Я хорошо помню, как когда-то пытался решить для себя эту загадку.

— Думаю, не стоит говорить, что это было для меня сюрпризом.

Она, как и прежде, говорила спокойным голосом, выдерживая между словами ровные интервалы.

— Я не очень представляю себе, что ты хочешь мне сказать.

— Мы начнем спорить прямо здесь, в дверях, или сначала все же зайдем внутрь? — Я заставил себя улыбнуться. — Я пришел не затем, чтобы спорить, — признался я. — Спасибо, что согласилась встретиться со мной.

Теперь улыбнулась Лаура. Ее улыбка была воинственной, испытывающей.

— Да я в любом случае рада тебя видеть.

Она жестом пригласила меня войти и проследила за тем, чтобы я не забыл закрыть за собой дверь.