Дмитрий Петров - Нелюдь

— Альтернатива? — переспросил Геннадий и плотоядно улыбнулся, отчего его лицо сморщилось и превратилось в подобие печеного яблочка.

— Альтернатива лучше, — сказал он после некоторого раздумья. — Вот и выбирай: либо мы «сдаем» тебя милиции вместе с доказательствами и ты живешь до суда, а потом еще неделю до лагеря. А в лагере в первую же подходящую ночь тебя прислоняют к стенке барака и бьют в грудь концом деревянной лавки до тех пор, пока не разорвут внутренние органы. Вскрытие лагерное потом напишет, что с тобой случился инфаркт на почве угрызений совести… Тебе нравится такая перспектива? Но это только первый вариант. А второй будет такой… Сначала я отрежу тебе яйца, потом мы засадим тебе в задницу кол, и только после этого ты сдохнешь здесь. Без всякой медицинской экспертизы. Даже вскрытия не будет… Вот тебе второй вариант. Какой тебе больше нравится, а?

Лева молчал, и только лицо его дергалось, как у резиновой куклы из популярной телепередачи. А Геннадий закончил свою речь и теперь торжествующе смотрел на произведенный эффект.

Я глядел на Геннадия и подумал о том, сколько раз он уже делал все это в жизни… Конечно, в прошлом он не употреблял таких выражений, и беседа велась в иной фразеологии. Но… Весь стиль разговора и вся методика устрашения и издевательства были отработаны совершенно четко. Весь семидесятилетний опыт стоял за всеми «прихватами» Геннадия…

— Так что ты выбираешь? — спросил он в конце концов, с улыбкой обращаясь к онемевшему Леве. — Сдохнуть в бараке от разрыва внутренних органов или сдохнуть прямо тут, на полу, с отрезанными яйцами и колом в заднице? Мы разрешаем тебе выбрать из двух вариантов.

Геннадий засмеялся, и от этого смеха даже у меня мурашки пробежали по телу.

Лева принадлежал к людям нахальным и бессердечным. Но он никогда не сталкивался с настоящим ужасом… Теперь он вдруг был без всякой предварительной подготовки погружен в черный кошмар.

Наверное, иногда он представлял себе, что может попасться. Вероятно, он думал о такой возможности. Его могли поймать итальянские полицейские… Мало ли что могло быть. Но Лева представлял себе все совсем иначе — его вежливо арестуют, посадят в чистенькую камеру и каждый день его будет навещать ловкий адвокат.

Конечно, все равно это неприятно — сидеть в тюрьме. Но теперь случилось то, чего Леве не снилось и в страшных снах. Он попал в руки человека, который никак не соответствовал его представлениям об опасности…

Геннадий все это понимал и поэтому старался усилить произведенное впечатление.

— Посмотри мне в глаза, — сказал он спокойно Леве. — Посмотри мне в глаза и пойми, что я нисколько не шучу. Я именно это с тобой и сделаю, как говорю… Как ты думаешь, я тебя пожалею?

Лева внимательно посмотрел на Геннадия, потом опустил глаза. Наверное, он увидел, что Геннадий действительно сделает все то, о чем только что сказал…

— Что вы от меня хотите? — пробормотал он безжизненным голосом.

Он охрип, и слова едва вылетали из его горла.

— Дайте мне воды, — попросил он.

И тут пришел час торжества Геннадия. Просьба о воде была как бы знаком того, что он победил, что враг сломлен. Морально во всяком случае. Теперь следовало ковать железо, пока горячо.

Геннадий приосанился за столом и даже вскинул голову, как горный орел. Никогда не видел я его таким.

— Ах, тебе воды дать! — загрохотал он, внезапно повышая голос на «всю катушку» так, что, казалось, задрожали стекла в кабинете. — Я тебе покажу воду! Ты у меня своей кровью поганой захлебнешься, падаль!

Даже я при виде этой сцены замер от ужаса и внутреннего трепета. Каким я всегда знал Геннадия Андреевича? Незаметный, тихий, ко всему равнодушный муж моей бывшей любовницы… Потом — отец, вернее, отчим, моей невесты… Коммерсант, гомосексуалист… Жалкая, неинтересная личность, одним словом…

Сейчас я увидел его «в деле». Наверное, именно таким он и бывал всегда, просто мы все об этом не догадывались. Ни Людмила, ни Юля, ни, тем более, я.

Лева вжался в кресло и затих. Он больше не решался открыть рот. Вообще, в ту минуту мне стало даже немного жалко его. Передо мной были какие-то остатки человека. Все было так внезапно с ним… Он летел в комфортабельном самолете, где ему улыбались и поили итальянским вином. Потом он должен был забрать «товар» и лететь обратно. Все так здорово придумано, так легко и безопасно. И вдруг…

Он оказался в мгновение ока в каком-то месте, где ему грозит неминуемая смерть. И нет никакого выхода. И перед ним сидит человек, который убьет его, Леву, недрогнувшей рукой.

Геннадий закурил вторую сигарету и внимательно посмотрел на полумертвого Леву.

— Один у тебя выход, — сказал он более миролюбиво, сбавляя тон. — Хочешь жить?

Лева встрепенулся в кресле. Надежда никогда не покидает человека, даже в безвыходной ситуации он готов хвататься за любую соломинку.

— Так хочешь? — повторил Геннадий Андреевич.

Лева хотел что-то сказать, но только пискнул утвердительно.

— Выход у тебя один, — продолжил Геннадий. — Ты даешь нам пятьсот тысяч долларов и мы тебя отпускаем. Идет?

Главные слова были теперь сказаны. Вот и случилось то, к чему мы готовились. Теперь оставалось только ждать, сбудутся ли наши надежды. Мы поймали преступников, мы схватили главного… Все, как советовал Скелет. Теперь оставалось немногое — получить деньги. Мы получим их — и все. Дело будет сделано. Юлю вылечат, мы с ней поженимся и все будет прекрасно, и можно будет забыть этот кошмарный сон.

Вот только деньги…

— Кто вы? — выдавил из себя Лева. Даже его изощренная фантазия не могла так сразу вместить в себя все неожиданные повороты…

— Я — отец молодой девушки, которую изуродовали твои мерзавцы, — спокойно ответил Геннадий. — Ты наживался на этом, а у меня в результате осталась на руках слепая дочь. Она — невеста Феликса. Видишь Феликса? Мир тесен, вот вы и встретились.

Я кивнул и добавил:

— Нам нужны деньги, чтобы вылечить ее… Из-за тебя все случилось, так тебе и платить.

— Но у меня нет таких денег, — сказал Лева.

Похоже было, что он еще не все до конца понял.

— Ах, у тебя нет, — сказал Геннадий, поднимаясь из-за стола.

Он подошел к креслу Левы и застыл рядом.

— Начнем с яиц? — осведомился он. — Или сначала засадим кол? Или ты действительно еще ничего не понял?

Страх физической расправы — ужасная вещь. Этот страх ломал и не таких людей, как Лева…

— Ты не выйдешь отсюда, — произнес Геннадий внушительно. — Тебя вынесут отсюда в мешке и по частям… Неужели ты думаешь, что мы пожалеем тебя, подонка? Ты изуродовал мою дочь. Пятьсот тысяч, либо это твой последний день на земле. Ты понял?

Теперь и я понял замысел Геннадия. Он привез Леву в банк не только потому, что здесь был его друг Савелий Кузьмич и тут было безопасно «работать». Банк был нужен еще и потому, что только так было возможно «вытащить» из Левы сумму, не выпуская его…