Джон Бердетт - Крестный отец Катманду

Полковник находил кадры теми же способами, какими другие предприниматели переманивают лучших специалистов: гарантировал надежность предприятия и предлагал высокую оплату. Разумеется, торговый штат сильно разрастался за счет рядовых членов. Их держали на расстоянии, но даже им обеспечивали такую степень защиты, какой не могли похвастаться конкуренты. В этом смысле арест Смит был опасен тем, что подрывал авторитет Викорна, и за эту нанесенную Зинной рану следовало рано или поздно отомстить.

Разве что Зинна и Викорн решат на время сделаться союзниками, чтобы избавиться от тибетца. Рано или поздно до их светлостей дойдет, как дошло до меня, что в Юго-Восточной Азии найдется много других потенциальных покупателей, например, некий человек из Пномпеня, по слухам, близкий тамошнему начальнику полиции, который может воспользоваться вакуумом и взять всю партию Тиецина. Но в состоянии ли два престарелых барона надолго отложить вражду и защитить Таиланд от враждебного набега кхмерского выскочки? Сумеют ли акулы поделиться тем, что лежит в кормушке?

— Нам надо убедиться, что она ничего не знает, — объяснил я. — Она, разумеется, выложит, что за нею стоят копы, но, похоже, ей не известны ни имена, ни номера связных.

— А кто здесь ее связной?

— Какой-то фаранг с Каосан-роуд. Занимается одной единственной группой. У него не бывает одновременно больше пяти перевозчиков, а сам он знает только того, кто над ним, тоже фаранга, который не говорит по-тайски.

— Так как же ее удалось арестовать? — заинтересовался Лек.

— Хороший вопрос. Кто-то проник на наш заграничный аванпост.

— В Катманду?

— Да.

— У Викорна есть свои люди в Катманду?

— Это не его люди. Подрядчики. Но они нам поставляют довольно много кадров перевозчиков низшего уровня, вроде Мэри Смит.

— Так почему нам не спросить с наших субподрядчиков в Катманду?

Я почесал ухо.

— Ты когда-нибудь имел дело с индусами? У них такие огромные семьи. Сначала кажется, что ведешь переговоры со старшим сыном, потом оказывается, он выступает от имени дяди, а тот — от имени двоюродного брата, который, в свою очередь, только прикрытие патриарха с материнской стороны. И так далее. — Я вскинул руки ладонями вверх, обращаясь к Будде. — Мы толком не знаем, кто они такие.

— И у вас нет их имен?

— Как не быть — есть: Нарайан или Шах. Таких половина телефонной книги.

— И никаких адресов?

Я кашлянул.

— Это то, что мы сейчас пытаемся добыть, — адрес наших подрядчиков из Непала. Наша защита так хорошо устроена, что адреса могут знать только контрабандисты.

Мой мобильный телефон взорвался мелодией Боба Дилана. «Должен же быть какой-нибудь выход…» [41] Из песни «Бессменно на сторожевой башне». Меня вызывал Сукум, и я переглянулся с Леком. Я уже сообщил ему, что расследование убийства Толстого Фаранга приняло странный оборот и не исключено, что Сукуму снова придется работать с Сумасшедшей Мой.

— Ее нет! — возбужденно проговорил Сукум. — Исчезла. Я справлялся у ее инспектора службы надзора. Даже звонил ее сестре — единственному человеку, который со мной разговаривает. Звонил в аптеку, где она получает лекарства, прописанные в связи с ее проблемами с головой. Ее не видели уже больше пяти недель.

— Пять недель? Это задолго до того, как убили фаранга. И это не очень похоже на доказательство убийства.

— Пять недель, три недели, два дня — какая разница? В данном случае я полагаюсь на интуицию, и мне не требуется ворошить бумажки. Дело в том, что она не показывалась к инспектору службы «испытания», а это риск загреметь за решетку. Так что дело серьезное. Она в бегах. Ты не веришь, что я ее знаю?

— Никто не знает доктора Мой лучше тебя. — Мы обменялись улыбками с Леком, который прекрасно изучил валящие с ног привычки Сукума — его непрестанную чистку зубов и энергичное попердывание. От ухмылки, видимо, изменился и тон моего голоса, потому что детектив заподозрил, что я воспринимаю его несерьезно. А легкомыслие он терпеть не мог, потому что не понимал, хотя всю жизнь старался вести себя легкомысленно.

— Ты что, смеешься надо мной? — поинтересовался он.

— Ни в коем случае.

— Хочешь, чтобы все было просто, как два плюс два? Чтобы она исчезла перед самым убийством?

— Хорошо, детектив Сукум, хорошо, я принимаю к сведению твой мудрый совет. Но хотелось бы точно знать, почему она исчезла. Преступник, смывающийся через пять минут после преступления, — это совсем не то, что преступник, пропадающий за месяц до события.

— Какая разница?

— Если предположить, что оба виновны, у второго железное алиби.

— Я проверю, — без тени сомнения ответил он и отключился.

День нагонял на нас сон, машины едва двигались. Хотя мы преодолели критический поворот с Асок на Сукумвит, теперь застряли в пробке за большим грузовиком во внешнем ряду, куда перестроились, чтобы свернуть на магистраль. И поскольку предстояло тащиться еще долго, оставалось только вспомнить старые истории про Сукума и Мой и как ей удалось взять над детективом верх.

После вялотекущего расследования, которое продолжалось почти всю службу Сукума, ему наконец удалось поймать Мой на выращивании конопли и уклонении от уплаты налогов, хотя всем было известно, что она уморила двух из четырех своих бывших мужей и больше десяти лет назад организовала домашнее производство наркотиков. Мой сумела отомстить Сукуму — подкупила разносчицу чая из управления, и та подмешала ЛСД в чашку детективу с утренним холодным чаем с лимоном. Лек пугающе правдоподобно изобразил Сукума, как тот забрался под стол, свернулся калачиком, трясся целый час и только время от времени требовал подать ему его «тойоту». Мы вызвали врачей, те дали бедняге успокоительное и увезли с собой. ЛСД был производства Мой — дело происходило в середине семидесятых. Тогда «кислота» почти повсеместно исчезла с рынков, и только такие опытные химики, как доктор Мой, могли ее синтезировать.

Когда такси наконец миновало будку кассира, оказалось на магистрали и понеслось в сторону аэропорта Суварнабхуми, мы вдоволь потешились, воображая, как Мой приколется над Сукумом на этот раз. Должен признать, иногда очень забавно наблюдать темную сторону Лека. Он справедливо утверждает: «Все мы двойственны, дорогой».

— Что меня в ней больше всего удивляет: как она умудряется настолько хорошо выглядеть на фотографиях в глянцевых журналах. И почему ее приглашают на всякие тусовки. Вот что я хотел бы знать.

— Она из потомственной финансовой аристократии, — объяснил я. — Ее предки были из народа теочью и сто пятьдесят лет назад вышли из Шаньтоу, [42] Шаньтоу — приморский город, расположен на юго-востоке провинции Гуандун к югу от дельты р. Ханыцзян. где состояли членами одной из триад. Занимали в ней явно не последнее место. Когда Мой была еще маленькой, ее дед проворачивал преступные делишки и руководил в Бангкоке тайной банковской системой триады, которая протянула щупальца во все страны Тихоокеанского региона. Большинство капитала поступило в тридцатые годы от продажи опиума, поэтому Мой и ее сестру растили как принцесс. Отец поощрял интерес Мой к фармакологии настолько, что она получила степень доктора. Думал, дочь откроет на его деньги сеть аптек. Он не знал, что Мой еще подростком увлекалась медикаментами ради них самих. Стала одной из тех, кто с младых ногтей наблюдает жизнь через призму «химии», и с этим ничего нельзя поделать. Мой открыла аптеку на углу Двадцать третьей сой, но ее дверь большую часть времени оставалась на замке, потому что она постоянно экспериментировала с лекарствами. Десять лет солидные фармацевтические компании терпели, а затем прекратили снабжение, и ее бизнес разорился, хотя сама она фантастически богата. Родные от Мой не отказались — в конце концов, против нее выдвинули незначительные обвинения и никто не доказал, что она убила двух своих мужей.