Альберто Марини - Консьерж

— Ясно. Ясно. Но разве для такой работы не надевают перчатки?

Киллиан старался отвечать как можно спокойнее. Сердце выпрыгивало из грудной клетки, но он увидел свое отражение в дверце шкафа и собрался с силами. Сейчас самое главное — выглядеть невозмутимым.

— Наверное, профессионалы надевают. Я взялся за это, чтобы чуть-чуть подработать. Даже не подумал про перчатки.

Агент вернулся к осмотру квартирки, но делать было почти нечего, потому что все вещи Киллиана были собраны в чемодан, и вскоре он снова подошел и присоединился к беседе:

— Неужели здесь мало платят? Прошу прощения, мало платили?

— Платят неплохо, но не скажу, что мне очень нравится зарплата. В смысле, нравилась.

— Можно ли сказать, что у вас есть причины для недовольства жильцами дома?

— Те же самые причины, что и у тридцати тысяч консьержей, которые работают в этом городе. Вот-вот начнется забастовка, и все недовольны одним и тем же. Это же во всех газетах написано.

— Ага… — Инспектор кивнул.

Впечатление, которое у Киллиана сложилось о следователе, радикально поменялось. Накануне он показался ему редким профессионалом, способным на быстрый, эффективный анализ человеческой психологии. Однако сейчас он недооценивал Киллиана, задавал ему поверхностные вопросы явно для того, чтобы запутать и потом поймать на противоречии.

— Молодой мужчина, с хорошей работой и стабильными отношениями совершает суицид… Вам не кажется это странным?

— Я не понял вашего вопроса.

— Как вы думаете, была ли у мистера Куната причина покончить с собой? Да еще таким жестоким, мучительным способом?

Еще одна ловушка. Киллиан не попался.

— Но… почему? Как он умер?

Инспектор отреагировал на слова Киллиана легкой улыбкой:

— Лежа в ванне, с кухонным ножом в горле.

Киллиан помолчал несколько секунд.

— Думаю, я не настолько хорошо его знал, чтобы судить.

— Да… Мисс Кинг рассказала нам интересную историю о вашем, как бы это сказать, любопытном знакомстве с мистером Кунатом.

— Что вы хотите сказать?

В голосе инспектора внезапно появились жесткие нотки:

— Я хочу сказать, что, с одной стороны, у нас есть предполагаемое и очень необычное самоубийство молодого человека, у которого не было никаких причин прощаться с жизнью и который даже несколько дней назад купил кольцо, чтобы сделать предложение своей девушке… А с другой стороны, у нас есть консьерж, который без разрешения входит домой к соседям.

Впервые с начала допроса Киллиан занервничал. Не из-за почти прямого обвинения, а из-за поведения инспектора. Эта агрессия, этот провокационный тон не могут быть настоящими. Человек с таким опытом не может так легко выйти из себя. Нападение было частью стратегии, которую Киллиану не удавалось расшифровать, и именно это его пугало и расстраивало.

— Мне не очень удобно говорить на эту тему, — тихо и покорно сказал он, глядя на обоих полицейских, стоявших перед ним. — Но думаю, после вашего обвинения у меня нет выбора…

Он сделал паузу и понял, что агенты ждут продолжения. Киллиан почувствовал, что снова начинает контролировать ход беседы.

— Я как-то был в комнате для стирки, где стиральные машины, и… случайно подслушал, как они спорили… они были в вестибюле…

— Мисс Кинг и мистер Кунат?

Киллиан чувствовал, что инспектора развлекает этот разговор. Консьерж попал в тупик и легко мог приговорить самого себя, запутавшись в показаниях. Рано или поздно наступит разоблачение. Следователь был уверен, что именно он сейчас дергает за ниточки, и его это устраивало.

— Из-за чего же они спорили?

— Честно говоря, я не понял… — смиренно продолжил Киллиан, — но он обвинял ее в каком-то обмане, а она все отрицала. Потом я догадался, что он обвинял ее в измене, что у нее что-то было с другим мужчиной.

— Потом? Когда потом?

— Когда поговорил с девочкой из квартиры напротив. Из квартиры 8Б.

— Которая вчера ходила за водой и подслушивала?

Киллиан кивнул. Он видел, как инспектор переваривает услышанное: впервые он получил информацию, которая его удивила.

— Девочка возвращается из школы около пяти вечера, и мы каждый день перекидываемся парой слов… С тех пор как я ее спас от каких-то хулиганов, которые пристали на улице. Честно говоря, в этом районе давно уже надо что-то сделать, принять меры… Это не первый раз, когда нападают на кого-то из жильцов…

Инспектор не удержался, махнул рукой, давая понять, что Киллиан отклоняется от темы разговора. Тот вернулся к сути:

— Ну вот, и она мне рассказала, что накануне ночью слышала через стену, как они сильно поссорились. Он кричал, что она беременна от другого мужчины.

Разговор принял совершенно неожиданный поворот, это было видно по лицу следователя.

— Может быть, это все детские преувеличения, — продолжал Киллиан, — но мне показалось, что это совпадает со ссорой, которую я невольно подслушал… вот я и связал это.

Почему-то (Киллиан не понял почему) инспектор был не очень доволен тем, как повернулось дело. Похоже, он принадлежал к тому типу следователей, которым интереснее работать с запутанными убийствами, чем с банальными случаями суицида: простое самоубийство может раскрыть любой деревенский полицейский, его же предназначение — это редкие криминальные случаи.

— Поднимись наверх, может быть, девочка еще дома, — сказал следователь второму полицейскому.

Киллиан взглянул на часы. Было 7:20.

— Обычно они выходят не раньше половины восьмого.

Полицейский в форме вышел.

— Дайте мне адрес вашей матери, пожалуйста, — попросил инспектор. Он говорил серьезно и давал понять, что разговор пока не окончен, а дело не закрыто.

— Конечно… Это в…

— Лучше напишите. — Инспектор протянул блокнот, открытый на чистой странице. — И напишите номер вашего мобильного и телефон матери, пожалуйста.

У Киллиана снова возникло впечатление, что этот мужчина недооценивает его ум и пытается заманить в примитивную ловушку. Он написал адрес и телефоны большими буквами, стараясь посильнее вытянуть и сузить все изгибы. Почерк был совершенно не похож на тот, что полицейские нашли на стене ванной комнаты Клары. Он даже постарался держать ручку по-другому, не так, как обычно, чтобы давление на бумагу было иным.

Пока он писал, в приподнятом настроении оттого, что вышел с честью из этой беседы, он придумал, как ее можно завершить.

— Честно говоря, вообще никогда не понимал, как можно взять и покончить с собой…

Инспектор смотрел, как он пишет.

— Да, я вас слушаю, продолжайте.

— Жизнь — это единственное, что у нас есть. И когда мы преодолеваем… когда проходят какие-то плохие моменты, обязательно наступает что-то хорошее. Всегда. Без жизни мы ничто. Без жизни мы просто исчезнем. — Он вернул блокнот инспектору. — Не понимаю, как можно хотеть исчезнуть…