Джанрико Карофильо - Прошлое — чужая земля

Потом, решив, что схожу с ума, я побросал в сумку то, что попалось под руку, пока она не заполнилась, взял несколько кассет и две новые колоды карт.

Теперь я не мог решить, чем заняться. Снова позвонил своим, но телефон по-прежнему разливался в пустом доме. Поел тунца из банки, с вчерашним резиновым бутербродом. Выпил пива. Посидел на террасе и попытался читать, но дальше половины страницы не продвинулся. Собрался уже идти ложиться, но понял, что из этого ничего не получится. Спать не хотелось, к тому же было еще слишком жарко. Я бы только ворочался с боку на бок в мокрых и липких простынях, при одной мысли о которых начал задыхаться.

И тогда я пошел гулять. На улице не было ни души, от этого она казалась тревожной и даже враждебной. Иногда самые знакомые места становятся враждебными, если вместо того, чтобы, как обычно, просто идти вперед, ты останавливаешься и начинаешь озираться.

Когда они заколотили этот подъезд? Дом вот-вот рухнет, но я раньше не обращал на это внимания. А куда подевалась старуха, что жила в ста метрах от нас? Она вечно сидела по вечерам на улице и дышала свежим воздухом, но сегодня — или черт его знает когда — вдруг исчезла. И запертый дом напоминал слепой, наводящий ужас глаз.

Неприятная дрожь пробежала от затылка по всему телу. Мне захотелось обернуться, и я не смог преодолеть это желание. Сзади никого не оказалось, но меня это не успокоило. Если бы родители были дома! И почему они не брали трубку? У меня появилось дурное предчувствие: что-то произошло или происходит прямо сейчас. Я запомнил тот вечер на много лет — свои дурацкие шатания и ощущение надвигающейся беды. Автокатастрофа. Инфаркт. Все разлетается вдребезги именно тогда, когда я решил перевернуть страницу. Я пытался вспомнить, когда в последний раз видел родителей. У меня ничего не вышло, хотя это было всего несколько дней назад. Зато я вспомнил наш последний разговор, обернувшийся скандалом, и мне стало не по себе. Если с ними что-нибудь случится, или даже с одним из них, всю оставшуюся жить я буду мучиться невыносимым чувством вины. Я чуть не заплакал. Может, взять машину и рвануть в Остуни? Я отказался от этой мысли не столько из-за того, что счел ее глупой, сколько из-за того, что не знал, в каком точно месте находится ферма, где отдыхали родители. Я просто понятия не имел, куда ехать.

Я гулял уже около четверти часа, когда встретил мужчину лет сорока с собакой — толстой и страшной дворнягой. Ее хозяин — худющий человек с невыразительным лицом в белой рубашке с длинными рукавами, застегнутой на все пуговицы, — прошел мимо, обдав меня резким запахом пота.

Я попытался представить себе этого человека двадцатью годами раньше, когда ему было столько же лет, сколько и мне. Чего он ждал от будущего? О чем мечтал? Догадывался ли, что душной августовской ночью будет таскаться с мерзкой шавкой на поводке среди чужих домов и припаркованных на тротуаре автомобилей? Когда он понял, что его жизнь убога? Да и понял ли? Каким будет мое лицо через двадцать лет?

Послышался шум машины со сломанным глушителем: она приближалась с улицы Мандзони, а я шел по Путиньяни.

Думая о путешествии, я загадал: если за рулем будет мужчина, все пройдет хорошо. Мы встретились на перекрестке. Я затаил дыхание. «Фиат-дюна-универсал» медленно повернул на Путиньяни.

За рулем сидела толстая женщина в майке, с собранными в хвост волосами и перекошенным от жары лицом. Она вела машину, наклонившись вперед — вот-вот рухнет без сил лицом на руль.

Пока «фиат» удалялся по направлению к центру, я заставил себя улыбнуться и громко произнес: «В задницу твои дурацкие пророчества, Джорджо Чиприани».

Никто меня не услышал.

Я вернулся домой слишком поздно и решил, что позвоню утром из придорожного ресторанчика. Распахнул окно и лег спать, надеясь на ночную прохладу.

Мне никак не удавалось заснуть и, долго проворочавшись, я задремал, только когда сквозь щели жалюзи начал пробиваться дневной свет. Мне приснился сон.

Я ехал в машине по какому-то шоссе, вокруг все было пустынно, серо и грустно, как бывает только зимой по утрам. Я вел машину с ощущением тревоги, как будто что-то важное от меня ускользало. Затем я увидел, что мне навстречу — против меня — все быстрей и быстрей летят какие-то предметы. А потом я понял. Предметы — это встречные автомобили, а я еду не по той стороне.

Как такое могло случиться? Почему я еду против движения? Да и дорога оказалась не слишком широкой. Даже наоборот, чем дальше, тем больше она сужалась. Я не хотел умирать — у меня слишком много дел! И вообще, со мной не может случиться ничего подобного. Это происходит обычно с другими. Дорога стала совсем узкой и вообще перестала напоминать шоссе. Слишком узкой. Я двигался все медленней и все больше боялся. Вдали раздался душераздирающий звук сирены.

Я не хотел умирать.

А вдруг после смерти ничего нет?

Сиреной оказался банально звенящий будильник, и я вытаращил глаза. Несколько секунд я лежал в постели, уставившись на свои ботинки и все еще балансируя между явью и сном.

Полчаса спустя я стоял у подъезда Франческо и звонил в домофон. Мы уезжали.

Я где-то прочитал, что днем привидения прячутся. Не то чтобы это высказывание отличалось особенной оригинальностью или меткостью, но оно справедливо. В то утро я чувствовал себя отлично. Несмотря на то, что спал всего час или чуть больше. Несмотря на кошмары. Несмотря на заполненные призраками улицы, по которым я ночью гулял.

Все снова стало простым и понятным, когда я выжимал на своей бээмвухе сто восемьдесят в час. Я уже не разделял своей вчерашней убежденности, что наше путешествие имеет какое-то особенное значение. Хуже того: меня раздражали мои благие намерения. Мне не хотелось думать, и я решил отложить заботы на потом. Стоял прекрасный, не очень жаркий день, мы мчались вперед, музыка гремела на весь салон, и все казалось возможным. Это было не веселье, а эйфория. Я воспринимал все вокруг как-то обостренно, как будто мои органы чувств обрели большую восприимчивость. Все стало простым и очевидным. Цвета в тот день казались более яркими, и во всем проступало что-то первобытное: я как будто в первый раз слушал знакомые песни, держал руль, менял передачи и нажимал на педали.

Часов в десять мы остановились на заправке где-то в Абруццо или уже в Марке. [10] Области Центральной Италии. (Герои двигаются по Апеннинскому полуострову с юга на север.) Мы выпили по капуччино и съели по куску торта с лимонным кремом. Не знаю, почему эта подробность отпечаталась у меня в памяти. Я прекрасно помню, как двумя пальцами собирал оставшиеся на тарелке крошки. Помню плотность коржа и густоту крема, лимонный вкус которого смешивался у меня во рту со вкусом кофе.