Алексей Егоренков - Земля точка небо

Максим сосредоточенно затянулся. Выдохнул дым. Еще раз вдохнул через сигарету, уже ощущая недомогание. Снова выдохнул и медленно затянулся еще раз.

Ему нужно было время. Но сигарета тлела слишком быстро, да и мешала думать, а вовсе не помогала. Сдавшись, Макс положил ее на край блюдца и секунду подышал нормальным воздухом. Он надеялся, что паренек добавит еще хоть что-нибудь, обронит хоть какую-то зацепку, но тот молчал. Он сам теперь ждал ответа.

Максим подобрал окурок, но сигарета успела намокнуть и погасла.

– Короче, – он затянулся еще раз, больше рефлекторно, и бросил мокрый фильтр обратно. – Извини, но помочь тебе я не могу. Да и не искал я таких, как ты, если честно. Мне нужен был, скорее обычный, нормальный человек, а не кто-нибудь, волей судьбы попавший в такие, как бы лучше выразиться, неординарные обстоятельства.

– Просто ты сам боишься, – немедленно ответил парень.

«Нет, ведь какой же мудак нахальный», – подумал Макс.

Он не стал комментировать, только кивнул терпеливо, дважды сжав и разжав пальцы.

– Я пришел к тебе в твой стремный район, – продолжил нытье паренек. – Заметь, еще и на ночь глядя. Я себе страшней за последние три месяца ничего не мог представить. Я, извини, мочился по ночам – ладно, это частично оттого, что избили – когда представлял себе такие районы, как твой. Пустыри эти, дома огромные. А ты в ответ боишься даже подумать. Даже сказать хоть пару сло…

– Ну хорошо, – Максим вскочил и прошел к окну и раздернул тяжелые пыльные шторы, Что-то упало с подоконника, издав гулкий пластмассовый стук, и укатилось прочь. – Ладно. Итак, ты музыкант. Но играть тебе не светит. Какие еще будут желания?

– Не знаю, – парень сделал непонятный жест.

– Во-от, – отметил Макс, удовлетворенно закурив новую сигарету. – Я поймал тебя простым вопросом.

Паренек не услышал.

– Хочу, чтобы больше ни с кем такого не случилось, – и опять махнул пальцами, будто стряхивал невидимую воду. – Ни у вокзала, нигде.

– Но те…

– Хочу, чтобы они – все они и такие как они – ответили перед законом.

– Законом, – фыркнул Макс, пялясь в мутное запыленное окно, где отражалась комната. – Ты сейчас говоришь о ком? О хулиганах? Им насрать на закон.

– Но ведь, – парень затряс головой. – Ведь не хотят же они попасть в тюрьму?

– Тебе что, извини, совсем башню отбили? – Максим обернулся, не в силах держаться. – Настоящие бандиты, друг мой, любят тюрьму. Ж ивут в тюрьме. Крепнут, бля, в тюрьме.

– Не выражайся, пожалуйста.

– Иди на хуй. Ты пришел изменить себя? Вот тебе первый совет – учись ругаться матом.

Сглотнув, паренек опять двумя пальцами вправил кадык под застегнутый ворот.

– Допустим, – сказал он. – Что еще?

– Гм. Извини, конечно, но на твоем месте я всё-таки занялся бы спортом и научился стоять за себя.

Парень скривился и мотнул головой, подавшись за ней всем телом.

– Ну как? Вот как ты себе это представляешь? – он затряс руками. – Куда мне такому? На турник? На брусья?

– Да убери ты грабли, – Макс фыркнул. – Отжиматься ты точно можешь. Пальцы там не нужны.

– Так. Допустим, – паренек опять резко сбавил тон. – Еще?

– Еще… – протянул Максим. – Еще ты мог бы найти людей. Таких же, как ты.

– Зачем?

– Чтоб не бояться, например, – Макс поднял брови. – Ты собираешься навести порядок на улице в одиночку?

– Подожди, какой порядок? В смысле… побить их? Разогнать?

Максим сделал два шага парню навстречу. Учуял запах корвалола и скривился.

И сказал, раздельно проговаривая слова.

– Бить, разогнать – не получится. С этой швалью нужно идти до конца. Поверь мне, как человеку, близко знакомому с их несложной психологией.

Бульк. Паренек сглотнул и опять поправил кадык. Он слушал.

– Ты готов идти до конца? – спросил Макс.

– Я… не понимаю, если честно.

Прищурившись, Максим уставился щуплому парню в глаза.

Нет. И правда не понимает.

– В общем, забей, – Макс отвернулся и сложил руки за спиной. – Да, ты прав. Ты умный и смелый, а я боюсь, и так далее.

УБИВАТЬ сук надо, УБИВАТЬ их, тебе что, всё разжевывать нужно, идиот?

Паренек сел на корточки, потом с кряхтеньем выпрямился, подобрав какой-то предмет. Максим не заметил этого. Он несся сквозь пустоту, летел куда-то в мутную ночь, гонимый внезапным ураганом эмоций.

Убивать сразу – единственный способ. И ни закон. Ни тюрьма. Ни разговоры. Ни сила. Ничто не действенно. Только одно.

Пожалуй, всё началось, когда щуплый парень вытащил руку из кармана. Эти пальцы. Что-то внутри Макса переключилось, закапало тонкой струйкой, и потекло, и хлынуло, и теперь его несла прочь волна яростного протеста, лавина эмоций, за годы накопившихся внутри.

Ведь он мог ее взять и пришить. Вот так, запросто, и не сказал бы тебе никогда.

– Тебе это нужно? Ух ты… она разбирается.

– А? – Максим поднял глаза.

«Дудка какая-то».

Нет, с ними – только один путь. Другого способа нет.

– «Ямаха». Твоя блок-флейта. Я бы взял ее себе, в принципе. Если не нужна.

– А-а, да. Забирай, – сказал Макс, опять ныряя в поток неуправляемых эмоций.

– Хорошо. Спасибо… тогда я вас покидаю.

Когда Максим прикрывал входную дверь, паренек окликнул снаружи.

– Эй! Подожди, я придумал.

Он зажал флейту в левой руке и трижды рубанул ею полумрак, неровно, в три коротких тычка, содрогаясь при каждом ударе всем телом.

– Вот так, – парень довольно улыбнулся. – И кто заподозрит, главное.

– Ага, – Макс ухмыльнулся в ответ. – Всего хорошего. Увидимся.

– Пока! – крикнул паренек, растворяясь в гулком полумраке.

«А в целом, получилось совсем неплохо», – решил Максим, заперев дверь. Капля участия, небольшой подарок – и бедный парень ушел довольным. Лизка бы гордилась.

Пожалуй, из Макса вышел бы неплохой психолог. Или психотерапевт, как там правильно.

«Господи, бля», – думал Макс. Дайте ему год в Москве, и он сделает себя кем угодно. И будет есть в самых дорогих ресторанах. Пить самый дорогой вискарь. Накачиваться отборной дурью.

Дайте еще год, и он будет водить «мерс».

Единственное, что Максим не до конца понял – к чему относились танцы с флейтой? Нет, паренек был однозначно какой-то псих.

В основном это оказалось весело. Он часто представлял себе нынешний день, тот самый вечер – так или эдак, нечто величественное, слегка печальное, в какой-то мере символичное. Тогда Макса немного беспокоил страх – не самой гибели, а боли, неудачи, боязни сделать это. И легкое раздражение из-за того, что нельзя будет наблюдать последствия. Тогда Максим понятия не имел, насколько мало всё это значит при близком рассмотрении.