Жан-Марк Сувира - И унесет тебя ветер

Кальдрон только пожал плечами и ушел от ответа, но его заинтересовало, чего ради Дальмат явился так рано. Первый раз за очень долгое время он забыл про рыбку и направился прямо в кабинет Дальмата.

Капитан сидел за столом, изучая детализацию телефонных разговоров Лоры Димитровой. Когда вошел Кальдрон, он почти не повернул головы.

— Ты что, с кровати упал сегодня с утра?

— Нет. Я уже много лет встаю в пять утра, когда бы ни лег. А от жары тяжко, вот и решил лучше поработать с малознакомыми документами в тишине. Через пару часов станет еще жарче, начнется шум, телефонные звонки — пяти минут не будет сосредоточиться.

— Нашел что-нибудь интересное в этих столбиках телефонных номеров?

— Пока нет. Надо закончить работу. Еще до обеда я тебе скажу результат. Сбой на почте нам, конечно, не на руку: тяжеловато все это перелопатить вручную.

— Так велел бы ты Фариа попахать. У него уже привычка есть, он вдвое быстрее глотает всю эту цифирь.

— Верно, но я хочу сам знать, как это делается.

9.30. Людовик Мистраль ехал в сторону Парижа, не превышая скорости. Он считал, что может на часок припоздниться. Дежурный по штабу нарисовал ему картину событий за ночь, которая сводилась к двум словам: без происшествий. Всю ночь Мистраль ожидал сна, который пришел только к пяти утра. Два часа поспал. Он был словно в ватном тумане, прилагал все силы, чтобы естественным тоном разговаривать с Кларой, а та смотрела на него с испугом, но не позволяла себе замечаний. В эту ночь он пытался заговорить свою бессонницу, но ничего не вышло. Ее причины словно расплывались в тумане — оставалась только темнота в открытых глазах.

В бардачке машины в аптекарском пакетике лежала нетронутая упаковка таблеток — он нарочно забыл ее там. По его подсчетам, тяжелые нарушения сна длились уже дней сорок.

«Должен же организм в определенный момент на это отозваться, — думал он, — и тогда я просплю всю ночь».

С другой стороны, он понимал, как сказывается на нем отсутствие настоящего сна: чувствовал, что хуже соображает, стал напряженнее и раздражительнее.

Движение было небольшое. Он объехал площадь Звезды, двинулся вниз по Елисейским полям и поставил машину у тротуара возле «Американской аптеки». Там не спеша позавтракал и прочитал лежащую на столике «Паризьен», словно день был выходной. Быстренько позвонил Бальму предупредить, что появится ближе к обеду, и Кальдрону — поговорить о текущих делах.

— Вы точно здоровы?

— Абсолютно здоров, Венсан. Просто мне сегодня нужно немножко продышаться, а думать я и тут могу. Мобильный включен, можете связаться со мной в любой момент.

Выйдя из «Американской аптеки». Мистраль поехал в сторону букинистов на набережных, а потом наугад. Опущенные стекла заменяли ему кондиционер. Хотя день обещал быть по-прежнему очень жарким, невыносимый зной, казалось, уже отступал.

Жан-Пьер Бриаль сидел через стол от священника тюрьмы в Лианкуре. Он развалился на стуле, руки сложил на огромном пузе и сосредоточенно смотрел на служителя культа. Священник сидел прямо и с любопытством глядел на арестанта.

— Кажется, вы хотели со мной говорить. Это первый раз?

Бриаль почесал жирной пухлой рукой с грязными ногтями макушку и шею, вытер потные руки о штаны.

— Да. Только сначала я хочу вас спросить. Вы ничего не рассказываете, что мы вам говорим?

— Если на исповеди — разумеется, нет!

— А не на исповеди?

— Обычно тоже нет. Но в таком случае я предпочел бы говорить с вами о другом: как вы попали в такое место, помочь вам стать лучше…

— Не тот случай. Они мне хотят дело «пришить», а я тут ни при чем — тройное убийство, если точнее, так что…

Священник остановил его жестом руки.

— Мы не на исповеди, и я уже говорил вам, какие есть ограничения.

— Да-да, я понял. Так вот я что говорил: там на убитых, сказал следователь, находили записки со словами Сенеки. Так вот. Мне бы хотелось знать, можете ли вы мне рассказать про Сенеку. Кто такой, что написал и всякое прочее.

Озадаченный и обескураженный священник разглядывал сидящего против него неряшливого арестанта, совершенно не похожего на интеллектуала: с грязными руками, в нестираной одежде, с примитивной лексикой.

— Чтобы говорить о Сенеке, вам не нужен священник.

— Да? А с кем еще об этом говорить в такой дыре?

— Ну как же: есть библиотека, есть…

Заключенный промолчал. Священник невольно улыбнулся и подумал, что с арестантами всегда есть смысл поговорить, чтобы они заново взглянули на свою жизнь. Его немного позабавило, как передернуло Бриаля при слове «библиотека».

— Что ж, хорошо, я вам расскажу в двух словах о Сенеке, — сказал священник.

Ровно в 13.00, как всегда по пятницам, священник обедал с директором тюрьмы. Разговор катился плавно, ничего тревожного не было — жара не причина, чтобы тюрьмы набивались битком. Подали десерт и кофе.

— У меня сегодня был странный разговор с одним заключенным, — завел речь священник, отламывая ложечкой пирожное «Наполеон». — Он хотел, чтобы я рассказал ему о Сенеке.

— Это и впрямь достойно внимания. Нечасто в наших тюрьмах ведут беседы на такие темы, — с улыбкой ответил директор.

— Надо сказать, это был скорее мой монолог, но арестант, грубый с виду, слушал очень внимательно — ему было, видимо, интересно.

— А кто это? Если, конечно, не секрет.

— Конечно, нет, ведь это была не исповедь. Я говорил с Жан-Пьером Бриалем.

Дальмат аккуратно надел колпачок на желтый фломастер. Всего восемь звонков да еще кое-что. Работал он по ксерокопии, оригинал оставил в ящике стола.

Кальдрон заканчивал телефонный разговор с прокурором, когда Дальмат вошел к нему в кабинет с бумагами в руках. С непроницаемым лицом он присел к столу, дожидаясь конца разговора. Ни тени волнения, само спокойствие и невозмутимость.

— Нашел что-то в своих листочках? Вижу, вижу, весь прямо светишься от радости, — попробовал «раскусить» его Кальдрон.

— Вот что, Венсан: нет тебе никакого дела до моей радости. Бурных чувств я не проявляю и проявлять никогда не буду.

— Вроде дошло. Ну давай — что ты мне можешь предъявить?

— Детализация телефонных разговоров Димитровой кое-что показала. Она восемь раз звонила Норман и Коломар — каждой по четыре раза — и всякий раз подолгу говорила.

— Когда?

— Около двух месяцев назад.

— Ты сверял с детализациями тех двух?

— Да, все сходится. К тому же номер Димитровой есть в списке ожидающих определения.

— Так, теперь у нас есть связь между всеми тремя, только непонятно какая.

Кальдрон быстро схватил телефонную трубку и нажал на кнопку памяти, куда был занесен телефон Мистраля.

— Это не все, Венсан.

— Что еще? — Кальдрон тут же повесил трубку.