Жан-Марк Сувира - И унесет тебя ветер

— А потом?

— А потом, чтобы работать было удобнее и безопаснее, я все записи с диктофона сохранила у себя в компьютере. Когда вернулась, все они были автоматически обработаны программой анализа, в том числе та, где ты в квартире Димитровой сильно кричишь и велишь лишним людям уйти.

— Да, было такое, помню.

— Среди тех, кто находился в этот момент в помещении, был убийца.

Мистраль онемел от изумления. Пока услышанное доходило до него, он не сводил глаз с Элизабет Марешаль. Наконец выдавил из себя:

— Боюсь спросить… уверена ли ты в этом?

— Я-то, конечно, да, уверена, а вот в суде такое утверждение не пройдет.

— Почему?

— Потому что программа сделала сопоставление на основании только одной фразы. Делать выводы нельзя. Я взяла все, что говорит этот тип на других записях, сопоставила в его речи промежутки между словами, паузы, придыхания, произношение отдельных звуков — словом, все, что можно измерить и сопоставить, я измерила и сопоставила.

— И это тот самый?

— Да, абсолютно точно. Но адвокат разнесет меня в пух и в прах. Для серьезного анализа тут слишком мало материала, хотя я сама в своем выводе убеждена. И никакой состав присяжных не «повесит» человеку тридцать лет тюрьмы на основании одной такой улики.

— Понимаю. Что за слова, на которые среагировала твоя программа?

Элизабет Марешаль без запинки произнесла:

— «Ну и жара! И мухи — просто кошмар! Настоящее пекло! Нельзя ли пойти проветриться?» Кстати, на эти слова ты и взорвался.

— Я же раз двадцать их слышал в разных вариантах. Через пять минут начинает надоедать.

— А ты помнишь, кто в тот момент был в квартире?

Мистраль сосредоточился, стараясь припомнить присутствовавших.

— Все, кто обычно. Моя команда, пожарные и полицейские из округа. Может, и доктор был — уже не помню. В таких случаях всегда много людей вокруг толчется — приходят, уходят, за всеми не уследишь. Но если верно то, что ты говоришь, — это же совсем другое дело. Это страшно сужает круг подозреваемых!

— Людовик, то, что я утверждаю, совершенно точно! Затем я и приехала. Ты никому этого не должен говорить, кроме тех, с кем непосредственно работаешь. Ты должен взять этого субъекта, не пользуясь моими выводами, потому что они для суда ненадежные.

— Добро, понимаю. У тебя есть запись той фразы, чтобы я послушал голос? Если повезет, я его, может быть, и узнаю.

Послушав запись несколько раз, Мистраль позвал Кальдрона, рассказал про результаты акустической экспертизы и про все, что из этого следовало. Чем больше подробностей сообщал Мистраль, тем больше поражался Кальдрон. Он ошалело переводил взгляд с Мистраля на Элизабет и молчал.

Затем они послушали запись, на которой звучали только слова Димитровой — ту, где она произнесла «вы не носите форму», и ту, где, по версии Элизабет, сохранился голос убийцы, находившегося в квартире Димитровой во время расследования.

Кальдрон с сожалением покачал головой, Мистраль тоже.

— Нет, ничего это мне не говорит, — вздохнул Кальдрон.

— Мне тоже, — разочарованно согласился Мистраль. — Но если мы возьмем первую фразу, где Димитрова говорит о его форме, и будем иметь в виду вторую, сразу возникает вопрос: кто в квартире Димитровой, когда мы были там, носил форму? Ответ…

— Пожарные и городская полиция, — тотчас отозвался Кальдрон.

— Совершенно верно, — подтвердил Мистраль. — Элизабет, ты можешь оставить нам копию записи — конечно, приватным образом?

Гостья добродушно улыбнулась.

— Я знала, что ты попросишь, и сделала по две копии со всех файлов, включая записи радио и результаты анализа.

Мистраль обратился к Кальдрону:

— Венсан, вы знаете, что теперь делать.

— Прежде всего Дальмат и его люди прослушают запись. Потом мы получим личные дела пожарных и полицейских из округа. Но это будет просто: во всех трех случаях там были одни и те же люди, потому что… — Кальдрон не договорил, заметив, что Мистраль задумался. — Что я сказал? — обратился он к нему.

— Вы сказали, что получить личные дела будет легко, — отозвался спокойно Мистраль. — Венсан, я слушаю вас и думаю одновременно, так что могу показаться рассеянным. Я практически уверен, что убийца нарочно убивал этих женщин в течение одной недели, чтобы попасть в квартиру во время расследования.

— Да, вполне возможно. Ведь он же знал, что у всех должностных лиц будут брать отпечатки пальцев и ДНК и если потом их обнаружат на месте преступления, то автоматически не станут учитывать!

— Именно. А неделя — это, грубо говоря, время одной дежурной смены. Это подтвердил и пожарный капитан, то же и для полицейских в форме.

— Я еще спрошу жандармов. Может, они иначе объясняют, почему убийства происходили в течение одной недели.

Элизабет Марешаль внимательно прислушивалась к разговору сыщиков.

— Мы не можем без причины вызывать пожарных и полицейских, не поставив в известность их начальство. Нарваться можно. А если я скажу, почему их вызвал, — тем более.

— Еще бы! Кроме того, надо, насколько я помню ваши умозаключения, найти человека, который не любит смотреться в зеркало, — добавил Кальдрон.

— Притом в возрасте тридцати лет или немного старше, пьющего или глотающего много таблеток, умного, владеющего собой и решительного, если вспомним выводы Элизабет.

— Я стараюсь припомнить всех, кто был в тех трех квартирах, в том числе у Димитровой — на первый взгляд их будет человек восемь.

Мистраль одобрительно кивнул и обратился к Элизабет Марешаль:

— Думаю, через несколько дней мы все выясним о пожарных и полицейских. Только прокурор не в счет, потому что это женщина. И я уже говорил, мы можем сильно нарваться, как ты понимаешь. Можно по-тихому сделать анализ голосов?

— Конечно. Позвони мне, я возьму аппаратуру и подъеду сюда.

— Если надо помочь, кто-нибудь из ребят встретит тебя на вокзале. Так, Элизабет, сейчас половина второго. Какую кухню ты предпочитаешь: французскую, итальянскую, испанскую, китайскую, японскую?

— Какую тебе угодно, лишь бы в ресторане был кондиционер.

Тот же день.

Роксана Феликс и Ингрид Сент-Роз ехали по деревенской дороге в Уазе следом за синим автомобилем жандармерии. Они должны были проверить, находились ли в домах трех убитых женщин замаскированные зеркала. Эта идея казалась жандармам немного идиотской, хотя перед девушками из криминальной полиции они не давали волю своим эмоциям и избегали комментариев.

В первом доме они застали маляров. Вместе с кузеном убитой рабочие делали в доме капитальный ремонт. Один из жандармов спросил, не привлекало ли их внимание какое-нибудь занавешенное или перевернутое зеркало. В ответ рабочие пожали плечами и вернулись к работе. Кузен призадумался: похоже ничего подобного он не замечал.