Джонатан Нэсоу - Двадцать семь костей

Лорел была такой милой женщиной, однако с Марли она вела себя очень жестоко. Ни жалости, ни стремления помочь, как будто то, что он родился без рук, было вполне нормальным явлением. Марли делал сам все, что мог, используя вместо рук ноги. Ну, или почти все. Один плотник в Коре сконструировал для него шарнирный механизм, с помощью которого он мог одеваться и пользоваться туалетной бумагой. Это была палка с зажимом на одном конце и резиновой рукояткой, которую он держал во рту, на другом.

И конечно, Лорел была права. Марли не только не осознавал своей увечности, но со временем научился пальцами ног делать все то, что остальные делают пальцами рук, а его ноги стали гибкими, как у акробата.

«Молодец, Лор», — подумала Холли, откидываясь назад и слегка прогибаясь, чтобы давление и расположение ног Марли стало оптимальным для расслабляющего массажа спины. Солнце согревало лицо Холли, шум моря убаюкивал, и неожиданно по ее щекам покатились слезы. Это были не совсем слезы радости, но и слезами грусти их нельзя было назвать.

Возвращаясь домой с пляжа, Холли с детьми встретили Доусон, сидевшую на скамейке под металлическим навесом на обочине Серкл-роуд. Она ждала маленький голубой прогулочный автобус, который называли «ту-ту», — слишком маленький, слишком медленный, слишком дорогой и ходивший с очень большими интервалами. Время от времени он ездил вокруг острова.

— Эй, красавица, ты такая клевая, поехали с нами! — крикнул Марли из окна, прекрасно подражая сигналу с круизного лайнера Сент-Люка.

«Если бы я была на десять лет моложе, а ты — на десять лет старше, — подумала Доусон, таща по земле рюкзак, заполненный горлянкой, к автобусу. Ей больше не хотелось поднимать его. — Да ладно, если бы ты просто был на десять лет старше, я бы не упустила этот шанс». Лорел, мать Марли, переживала по поводу того, как он сможет общаться с противоположным полом. Доусон говорила, что ей не стоит волноваться — для многих женщин безрукий мужчина может стать интересной альтернативой. Во всяком случае, ей всегда казалось, что у мужчин, которых она знала, рук было слишком много.

Холли подвезла Доусон и еще двух местных жителей, сидевших на автобусной остановке, до супермаркета. Пока они отоваривались, Холли дала детям денег на мороженое, а сама пошла в аптеку. На обратной дороге к «Баскин-Роббинс», который считался настоящим издевательством над туристами из Штатов — там было не больше дюжины видов мороженого, — ее внимание привлекла передовица газеты в торговом автомате. Она бросила в автомат четвертной, достала газету и начала читать статью, идя вдоль тротуара.

Доусон ждала ее у магазина. Холли протянула ей газету:

— Ты это видела?

— Это жена Апгарда.

— Я знала ее. Она была волонтером… работала добровольцем в доме престарелых. Такая хорошая женщина. Не могу в это поверить.

— А я могу, — ответила Доусон. А потом, когда к ним подошли дети, добавила на эзоповом языке: — После лежки.

— После лежки на дорожке? — спросил Марли, слизывая мороженое с рожка, который Дон держала в правой руке; свое мороженое она несла в левой.

— После лежки, и не вздумай уносить ножки, — рассеянно ответила Холли. Ей одновременно было жаль и бедную Хоки, и Марли. Будь у него протез, он мог бы сам держать свой рожок.

— Джонни?

— Сэр?

— Если еще кто-нибудь захочет принести мне соболезнования, пристрели его.

— Убить или ранить?

— Решай сам.

В пятницу вечером Льюис чувствовал себя совершенно опустошенным и едва не валился с ног от усталости. После ухода Воглера он весь день общался с адвокатами, улаживал все дела с похоронами (шеф полиции Коффи пообещал, что они вернут тело к воскресенью) и принимал посетителей. Приходили губернатор и почти вся элита острова. Бесконечная процессия Хоканссонов и Кристанссонов — родственников Хоки по материнской линии. Дня единственного ребенка в семье у Хоки имелось слишком много родни. И это при том, что она была сиротой. Ее родители погибли во время бойни в «Синей долине» в 1985 году, когда несколько вооруженных мужчин ворвались на Бал трех королей, который обычно устраивали в разгар высокого сезона. Знать Сент-Люка построили вдоль мраморной стены, отняли всю наличность и драгоценности, а затем расстреляли. Восемь убитых, четырнадцать раненых. Туризму острова был нанесен непоправимый урон.

Участницы дамского гольф-клуба — жилистые, помешанные на диетах женщины со светлыми, блондинистыми волосами и почерневшими от загара лицами — были последними визитерами. Они сообщили Льюису, что не стали отменять в этом году женский турнир по гольфу, но перенесли его и решили посвятить памяти Хоки.

Убитый горем муж дал согласие. Льюис весь день играл роль убитого горем мужа с такой убедительностью, что под вечер, выпив рюмку рома, поднесенную ему Джонни, вошел в роль так хорошо, что ему больше не надо было играть. Хоки ушла из жизни, не важно, почему и по чьей вине, но у Льюиса было больше, чем у кого бы то ни было, причин жалеть себя.

Когда поток посетителей, желающих принести свои соболезнования, растаял, Салли подогрела на большом блюде оставшиеся закуски, а Джонни установил столик с телевизором в кабинете. Просматривая деловые новости, Льюис без энтузиазма изучал предложения по ценным бумагам. Когда Джонни вернулся за подносом, Льюис сказал ему, что Салли может забрать все, что хочет, а остальное нужно отправить в дом престарелых губернатора Клиффорда Б. Апгарда. И сделать повторный заказ цветов.

Джонни и Салли снова предложили остаться на ночь, но Льюис опять отказался. Время пошло: он должен убить кого-то в эти выходные, но он даже не представлял, на кого падет его выбор. Он смутно припоминал, что прошлой ночью Эмили давала ему кое-какие подсказки после того, как напилась, но почти все эти воспоминания были смыты ромом.

Он хорошо помнил, что Эмили доверяла ему, хотя и не знал, что именно стояло за этим доверием. Она все время говорила про лалуа тонуа или что-то в этом духе — про десницу судьбы и про то, что в свое время он узнает о ней больше. Правда, сейчас ему это мало чем могло помочь.

Большой дом снова опустел. Оставшись в кабинете наедине с полной бутылкой рома для компании и набитой травкой трубкой для вдохновения, Льюис размышлял над своими проблемами.

Он понимал, что самая большая трудность заключалась в способе убийства — постоянном и неизменном, так же, как и его орудии — мачете Бенни, с помощью которого были совершены все прошлые убийства. Они еще даже поспорили по поводу того, стоит ли Бенни остаться и помочь Льюису, но потом решили, что в таком случае не добьются своей цели — ведь Бенни тоже было нужно алиби.

Льюис все еще не определился с местом и временем убийства, а также со своей потенциальной жертвой. Но чем больше он думал об этом, тем яснее ему становилось, что эти три вопроса были тесно взаимосвязаны. Либо объект определит место и время, либо место и время определят объект. Он подумал, что последний вариант будет ближе к образу мысли лалуа тонуа.